Ира с подступающей тошнотой поглядела на свои исколотые в венах руки. Правая была почти чистая, а вот на левой образовался багровый кровоподтёк.

Ира сглотнула, отвернулась и потеряла сознание.

— Да не падай ты-ы-ы-ы! — словно сквозь сон услышала она уже знакомый голос. — Горюшко ты моё! Ирка-а-а!..

— Я тебе верю! — Ира проснулась, когда услышала это. Она лежала на краю большой кровати под байковым одеялом, от которого пахло простым мылом. На подушке у щеки лежал чей-то длинный чёрный волос.

Ирина скосила глаза и увидела два своих открытых чемодана. Перед ними стояла и смешно, по-галочьи, заглядывала то в один, то в другой её новая знакомая.

— Получила по твоему паспорту! — тётя Фира покачала головой. — Жетон был у тебя в заднем кармане джинсов. Ты его туда сунула? Что, забыла?.. — снова удивилась она. — Ну, как такое можно забыть?

— Не помню, — покачала головой Ира. — Я ничего не помню, хоть убейте…

— Ну, убивать мне тебя, Ирина Кузьминична ни к чему! — села напротив неё тётя Фира. — Вот, только не пойму, почему и документы и жетон они тебе оставили?

— Кто? — Ира села, спустив ноги на холодный пол. — О ком вы говорите? Вы их что — знаете?..

— У кого ты была, если, конечно, не сама исколола себя всю?.. Господи прости, — тётя Фира сморщилась, кивнув на её руки.

— Я не знаю. Что со мной было, как считаете?

— И я не знаю. Ну, что будешь делать-то? — пожевав губами, вздохнула тётя Фира.

— В милицию я теперь вряд ли пойду, — Ира с боязнью посмотрела на разбухшую гематому на внутреннем сгибе левой руки. — Мне не на что ехать домой в Томск! У меня нет ни копейки, даже доехать до Москвы.

— Не знаю, не знаю, — передразнила её тётя Фира, кивнув на чемодан. Потом, отложив два свитера и кожаную куртку, пояснила: — Можно продать, на месяц тебе хватит, если экономить будешь. Ну, что?

Ира немного удивилась, наблюдая, как та ловко и беспардонно продолжает рыться в её вещах. Потом кивнула, подумав, что это тоже выход, причём не самый худший.

— Вот это я понимаю! — кивнула дворничиха и, быстро натянув свою оранжевую куртку, исчезла.

Когда она вернулась, Ира всё поняла без лишних слов — вместе с несколькими купюрами, тётя Фира принесла две бутылки водки и закуску. На них со своего места, молча смотрел проснувшийся Пашка и, заскулив, попросился на руки, увидев еду.

— Засранец, — сунула тому кусочек варёной колбасы тётя Фира. — Кусай, не подавись! — велела она внуку. Пашка куснул и стал жевать. Тётя Фира посадила его и стала проверять. — Не мокрый, — довольно заключила она. — Выпьешь? — налив две стопки, она требовательно взглянула на Ирину. — Не хочешь?.. Как хочешь, заставлять не стану!

Ира села в электричку на маленьком вокзале станции Пушкино, и, глядя на проплывающие за окном деревянные дома, поёжилась. На ней была куртка и толстый свитер, которые, впрочем, почти не спасали её от двадцатиградусного мороза. Но снова надеть чужой и вонючий пуховик она запретила себе категорически.

— Задницу отморозишь! — выпив с утра водочки, предупредила её тетя Фира, глядя на термометр за окном. — Хотя твоя задница — это не моя задница! — уже веселей закончила она, и добавила: — Возвращайся, будем тебя ждать, Иришка. И знаешь что, сходи в церковь и помолись Матери Божьей и Святителю Николаю, что жива осталась.