Повисла пауза. Игорек посмотрел на Михалыча. Что-то во всем этом было неправильно для него, Игорька. Что-то такое, что заставляет смотреть на собутыльника особенно злобно. И дело не в том, что найденный миллион следовало, по его понятиям, если не тупо разделить с братвой, то хотя бы угостить своего лепшего кореша. То бишь его, Игорька. Можно купить пару бутылок водки или дать немножко денег бомжевавшим неподалеку молдаванкам, которые бы мигом скрасили ночное одиночество наших героев. Или… да мало ли чего можно сделать с такими-то бабками? В конце концов, Игорек мужик с понятиями, и мог бы принять позицию Михалыча, если бы тот вздумал бабки утаить или пропить в одну харю. Скорее всего, Игорек так бы сам и поступил. Если бы нашел деньги.

Но все эти дома, коровы, бабы и новые жизни в голове Игорька совсем не укладывались. Они ломали привычную схему, напоминали о мире, где его больше нет и куда он больше никогда не вернется. И куда, по определению, не могли вернуться ни Борян, ни Толя, ни даже Абрек с его удивительным талантом воровать в магазинах. Своими словами Михалыч взял и вот так вот, запросто, украл у Игорька целый мир. С крышами, подъездами, теплыми вагонами в депо, ментами, случайными подругами, станциями метро, рынками, ночными палатками и таксистами. Он, падла, поставил под сомнение ценность всего этого. Предпочел миру Игорька какой-то другой мир, о котором все и думать забыли. Мир, который ничего, кроме злобных воспоминаний, теперь не вызывал. И на тебе — корову он, сука, купит.

— Ага, жди, уйдешь ты! — засипел Игорек. — Новую жизнь он начнет! Ты на себя-то посмотри, Михалыч. Запах как от козла, а все туда же… новую жизнь он начнет… не смеши людей!

Сказал и выжидающе посмотрел на Михалыча, будто ударил наотмашь. По дому, корове, и даже по бабе, которой никто из них в глаза не видел. Уничтожил всех одним махом. Вернул Михалыча из поезда дальнего следования обратно на крышу. И злоба прошла, сама. Вроде как Михалыч уже съездил и вернулся обратно. А Игорек, он чего? Он мужик с понятиями. Хотя, конечно, он Михалычу говорил, что все обратно приползали, но теперь-то старое поминать не будет.

— Да пошел ты! Где ты тут людей-то видел? Ты, что ли, человек? — Михалыч резко встал и угрожающе занес над ним кулак.

— Э, в натуре, ты чего? — отстранился Игорек.

— Я уеду, понял?! Урод! Я тут с вами ни за что не останусь! И дом куплю! И корову!

— Михалыч, Михалыч, — испуганно запричитал Игорек, тихонько отползая. — Все ровно, чего ты, в натуре?

— А ничего, в натуре! Ты зачем в мое желание грязными лапами лезешь, а? Оно чего, твое, что ли?

— Я понял, понял, Михалыч! — пятился назад Игорек.

— Вали давай отсюда, пока я тебя с крыши не скинул! — продолжал орать Михалыч.

— Ухожу я, ухожу, — тихо сипел Игорек.

— Вот и вали! А я новую жизнь начну!

— Точно! — Он сделал еще несколько шагов назад. — Раз задумал, значит, начнешь. Ты у нас такой!

Оказавшись на некотором расстоянии от Михалыча, Игорек втянул голову в плечи и бочком-бочком стал протискиваться к выходу. Залезая в черную дыру лестничного лаза, он еще раз глянул на стоявшего у ограждения Михалыча и исчез.

— Начнешь, начнешь. В дурке! — прошипел Игорек уже в подъезде.

Михалыч стоял на крыше еще полчаса. Когда упала третья звезда, он присел, отыскал бычок, чиркнул спичками, сделал глубокую затяжку и прохрипел, выпуская в небо плотную струю дыма:

— Звездочка, дай миллион, а? Я уеду, обещаю. Обязательно, зуб даю. Не могу я здесь больше, достало, сил нет. Задушит меня этот город. Задушит до смерти, сука такая! Ты только дай миллион, ладно? А я сразу.