Мне следовало — хотя бы сейчас — взять себя в руки, развернуться на сто восемьдесят и отправиться обратно на Оксфорд Авеню. Я точно знаю, что Татьяна не будет браниться по поводу случившегося. Увы, все гораздо хуже, — думал я — она будет хранить молчание, она не скажет мне ни слова. И вот это ее безмолвие (а оно мне знакомо по нескольким нашим прежним размолвкам), действует на меня оглушающее; оно угнетает в разы сильнее, чем если бы она ругала меня последними словами, топала ногами и даже швырнула в меня чем-нибудь из того, что оказалась под рукой.

Я не нашел в себе душевных сил для разворота; ноги понесли меня дальше; я миновал арочный готический проход и уже вскоре оказался в виду переброшенного через здешнюю водную артерию моста.

Большинство из находящихся в этом месте в дождливый воскресный день людей были, скорее всего, «не местными». Мост, к которому я направился по выложенной плиткой пешеходной дорожке, вряд ли интересен гостям Саутгемптона, включая тех, кто прибыл в гавань на борту одного из огромных круизных лайнеров. Построенный из железобетонных конструкций, — и, похоже, сданный в эксплуатацию сравнительно недавно — он являет собой образец промышленной утилитарной конструкции без всяких претензий на архитектурные изыски. Очевидно, что город, разделенный на две почти равные части рекой Итчен, впадающей в паре километров отсюда в залив, нуждался в некоей соединительной перемычке, поскольку другой мост — он тоже виден — уже не справлялся с возросшим транспортным потоком. Очевидно и другое: спроектировали этот мост таким образом, — предусмотрев высокие крутые пандусы — чтобы обеспечить свободное прохождение судов под ним.

Мост оказался платным; но только для автомобилистов, а не для пешеходов.

Две полосы для транспорта; с правой и левой стороны имеются выложенные плиткой пешеходные дорожки. Я неспешно, — по правде говоря, едва передвигая ноги, как страдающий подагрой старик — шел по правой дорожке моста Итчен. Документы пропали вместе с кейсом. Паспорт, дипломы, включая два рабочих, сертификаты. Там же хранился конверт с книжкой обратного авиабилета с открытой датой вылета.

Мне смутно вспоминалось чье-то черное, как сажа, лицо. Должно быть, этот парень, которого мы видели, когда приехали к дому на такси, вытащил под утро у меня из кармана бумажник… Или кто-то другой это сделал, воспользовавшись подвернувшимся случаем, не суть уже важно. Этот же некто, скорее всего, наведался в комнату, — она была не заперта — где дрых мой спутник, нарушивший в первый же день данное им обещание «не бухать». И унес оттуда трофеи: барсетку Николая и мой кейс.

«У тебя украли документы, у тебя нет денег, если не считать жалкой мелочи, — пронеслось у меня в голове. — Гостиница была оплачена всего на сутки… Ты даже не можешь вылететь обратно — по причине, опять же, отсутствия документов, по которым можно было бы попытаться восстановить авиабилет… И что ты теперь собираешься со всем этим делать, Артур?..»

Как-то незаметно для себя, погруженный в эти мысли, шаркая по-старчески ногами, я миновал добрую половину моста, о существовании которого я прежде ничего не знал, и на котором ранее не чаял оказаться. Справа от меня — но несколько вдали — сквозь холодную влажную дымку просматриваются очертания доков огромного порта. Подо мной, на расстоянии примерно тридцати метров, серая, бугрящаяся расходящимися под углом грязно-белесыми жгутами рубцов, оставленных на водной глади следующей вверх по течению самоходной баржей, ранее незнакомая мне река Итчен.