А эта невезучая имбросская женщина? Она для него всего лишь тело, и не более того. Ршава кивнул хамору и встал в очередь. Она подошла быстро. Он тоже управился быстро и встал, завязывая штаны. Его сменил очередной кочевник. Женщина уже не кричала и не шевелилась. Интересно, оставят ли они ее так, закончив развлекаться, или перережут горло? Впрочем, это интересовало его не настолько, чтобы подождать и выяснить. Да и для женщины уже могло не иметь значения, как поступят кочевники.

Взлохмаченный мужчина, все еще в ночной рубашке, погрозил Ршаве кулаком и крикнул:

— Мерзкий варвар! Будь ты проклят навеки остаться во льду Скотоса!

В ответ Ршава указал на него:

— Нет, будь проклят ты.

У горожанина едва хватило времени осознать, что тот, кого он принял за кочевника, говорит на безупречном видесском. Не успев до конца удивиться, он рухнул замертво.

Таверны тоже привлекли особое внимание хаморов. Степняки заливали в себя вино так, словно пили его последний в раз в жизни. Вспоминая вкус их обычного напитка, сброженного кобыльего молока, Ршава едва ли мог их за это винить.

Некоторые из хаморов явно стремились как можно быстрее напиться до бесчувствия. Возможно, у них были друзья, которые присмотрят за ними, пока они не очнутся. А может быть, они не опасались горожан, считая, что вскоре в Имбросе останется так мало живых видессиан, что и беспокоиться не о чем.

И они вполне могли оказаться правы. Кроме вина и грабежей, хаморы с восторгом занимались резней. Они стреляли, рубили, кололи или проламывали головы видессианам сотнями — нет, тысячами. И это приводило их в ликование, от которого стошнило бы самого жестокого видесского бандита. Кое-что из увиденного вывернуло желудок Ршавы — а уж он натворил больше жестокостей, чем любой когда-либо живший видесский бандит.

«Ты этого хотел, — напомнил он себе. — Это то, чего заслуживает весь Видесс». Он кивнул. Он знал это. Но одно дело — знать и совсем другое — видеть, как это происходит у тебя на глазах.

Нескольким горожанам удалось вырваться. Ршава видел, как они бегут на восток и на юг. В каком-то смысле это было хорошо: они расскажут обо всем, что здесь сегодня натворили варвары. Но, с другой стороны, сюда непременно явятся солдаты, чтобы отомстить. Ршава отправился на поиски Колакши.

Вождь выслушал его и пожал широкими плечами:

— Мы уйдем, когда уйдем. Если солдаты придут, мы убегать или мы сражаться. Сейчас нет солдат. Сейчас грабить. Сейчас убивать. Сейчас женщины. Сейчас вино. — И он протянул Ршаве кувшин.

— Ты вождь. Ты можешь приказать…

Ршава оборвал себя на полуслове. Колакша не мог приказывать, в отличие от видесского генерала или даже капитана. Ни одна его команда не имела поддержки закона; основанием для них была лишь сила его характера. Если другие степняки — особенно не из его племени — не захотят прислушаться к вождю, как он может их заставить? Никак — и он это понимал. Ршава полностью осознал это только сейчас.

У него возникло чувство, что его предали. Что толку от вождя, который в реальности никем не командует? Для Ршавы — никакого толку, хотя хаморов такое вполне устраивает. Но что они могут об этом знать? Они всего лишь варвары.

«Они — инструмент, — подумал он. — Я должен на нем играть». Но как? В этом инструменте нет и двух струн, готовых звучать в унисон. Как можно сыграть на нем мелодию?

Пока он размышлял, кочевники продолжали заниматься тем, чем хотели. К своему ужасу, Ршава осознал, что ничем другим они заниматься и не собирались. Они воспользовались им, чтобы разрушить стены Имброса. А дальше занялись тем, что стали бы делать, проникнув в город любым другим способом.