— Сначала вы, — сказала я, примериваясь. — Поставьте его на землю, или…

Они не слушали. До меня донеся звук открываемой двери фургона и чей-то крик, чтобы они поторопились. Они оба пошли на этот призыв.

— Consimilis calefacio! — выкрикнула я, и между ними и берегом выросла стена тумана, когда порция воды объемом примерно с ванну неожиданно закипела. Меня пошатывало от вытянутой энергии, которая нуждалась в том, чтобы вырваться наружу, но они остановились, удивленные и шокированные. Я закричала:

— Отпустите ребенка, или я превращу ваши яйца в печеные яблоки!

Они послушались, хотя я не была уверена, что эти чары нагревают живую ткань. Иначе это было бы черное проклятье, а я, несмотря на то, что пишут в газетах, все еще остаюсь белой ведьмой.

Одрик закричал, когда они бросили его, и он упал в остывающую воду, образовавшуюся на месте пара. Вампиры побежали, как кролики от огня, вверх по крутому берегу, и скрылись прочь из зоны моей видимости. Фургон сорвался с места, разметая камешки во все стороны, и я услышала вой патрульной машины ОВ, бросившейся следом. Вторая машина следовала невдалеке, и к шуму добавился специфический звук ОВэшных раций.

— Одрик! — завопила Крисси, душераздирающий звук чуть не сбил меня с ног. Она думала, что потеряла его. — Кистен! Мой ребенок у них! У них мой маленький мальчик!

Я вошла в воду за Одриком. Моя связь с линией, и до того весьма слабая, тут же исчезла. Вместе с силами. Все было закончено. Получилось красиво. Улыбаясь, я протянула руку ошеломленному Одрику, уставившемуся на меня расширенными глазами.

— Пойдем, Одрик, — сказала я. Взгляд Одрика был прикован к вершине моста.

— Смотрите! — закричал он, и я отскочила назад, пульс бешено стучал.

Шон с дыркой в брюхе свалился в мелкую воду прямо там, где я только что стояла. Со стоном он поднялся. Кровь струей била из его носа, и вода стала красной. Задыхаясь, я увидела над собой на перилах улыбающегося Кистена.

— Спасибо, — сказала я, дрожа от покалывания адреналина, и он осклабился шире.

— Я прикрываю тебе спину, Рэйчел, — произнес он. — Никогда не забывай об этом. Я все время знал, где ты находишься. — Он нашел глазами Одрика. — Иди сюда, дружище. Твоя мама уже готова родить корову (перефразированная шутка Барта Симпсона «Мама, не рожай корову», т. е. «не волнуйся»).

Я протянула мальчику руку. Одрик мгновение на нее смотрел, затем улыбнулся. Мягкое ощущение его пальцев в моих было лучше, чем благодарственное письмо от самого главного начальника ОВ. С ним все будет хорошо. Они не вернутся. ОВ таки появились, а это значит, что Пискари благоволит к нам, и мы под защитой. Хорошо, по крайней мере, Крисси и Одрик. Я очень сомневалась, что Пискари позволил бы ОВ спасать мою задницу, — поскольку это именно я отправила его в тюрьму.

Со всплеском я вытянула Одрика наверх, и мы вместе побрели по неровному дну к противоположному берегу.

— Мы здесь! — крикнула я, и радостного вопля Крисси было достаточно, чтобы у меня на глазах выступили слезы.

— Одрик! — воскликнула она, бегом спустившись к воде и притягивая его к себе.

Его рука выскользнула из моей, и на меня навалилось неожиданное чувство утраты. Я стояла в одиночестве, пока она крепко прижимала его к себе, рыдая и качая, будто он вернулся из мертвых.