Они были одинаковыми, только разного возраста, и наблюдая их вместе, и солнце, сверкающее на их волосах, и их мысли о будущем, пока они невозмутимо кормили уток, я почувствовала себя больной.
Кистен уловил мое страдание и повернулся ко мне. Увидев мое выражение, он пробормотал несколько слов Одрику и оставил его с горстью жареного хлеба.
— Солнце, да? — произнесла я, когда он встал рядом со мной. Кистен пропустил это мимо ушей, что показало мне, насколько он нервничает.
— Шерпа здесь нет?
Я покачала головой, наблюдая, как Одрик кормит уток, пока его будущее лежит на чаше весов и должно решиться в ближайшие несколько минут.
— Он очень похож на тебя, — заметила я. Брови Кистена разгладились, сделав его очень красивым.
— У него глаза Фелпсов.
— И волосы его папы, — добавила я. Задрожав, Кистен запустил руку в свои крашеные волосы.
— И ум его матери. Боже. Я ненавижу, когда так происходит. Трудно сохранить от них красивых детей. Он имел в виду мастеров вампиров, а не Шона.
Мое лицо похолодело, когда я, наконец, поняла, что происходит. Именно в этом причина интереса Шона. Не для себя, а для своего мастера. Одрик будет подарком. Гребанным даром.
— Ему шесть лет! — прошипела я, сжимая руки вокруг своей талии. Кистен кивнул.
— Именно поэтому он завел интрижку с Крисси. Хотел предложить своему мастеру симпатичного ребенка, кроме своего собственного.
В бешенстве, я сделала несколько шагов, растерянная и беспомощная. Этого не должно случиться. Этого не будет!
— Симпатичный ребенок? — воскликнула я, затем понизила голос. Одрик и так достаточно напуган.
Взгляд Кистена остановился. Я могла видеть старый страх, может быть, стыд, — глубоко в его мыслях.
— Мастер вампиров не тронет ребенка, — сказал он, — но им действительно нравится находить детей очень рано, чтобы руководить их воспитанием. Проверять, что они посещают нужные предметы, заводят правильных друзей.
Кистен бросил уткам кусок жареного хлеба, шлепнувшийся в воду с коротким всплеском. Попросту делают их бессильными, взамен давая атрибуты значимости, подумала я.
Это было про Кистена. Первый реальный проблеск его прошлого испугал меня до смерти.
— Кистен, мне очень жаль, — сказала я и потянулась, чтобы коснуться его руки. Встретив мой взгляд, он улыбнулся со старой болью.
— Не грузись. Мне нравится моя жизнь. Но в его голосе все еще… звучало сожаление.
Часть 3 (окончание)
— У меня хорошая жизнь, — произнес Кистен, в его взгляде появилось страдание, когда он посмотрел на Одрика, по-видимому, погрузившись в свои мысли. — У меня было множество возможностей уйти, если бы я захотел.
— И все же ты борешься за то, чтобы уберечь Одрика от такой жизни. Челюсти Кистена сжались, затем расслабились.
— Одрик умен, — тихо сказал он. — Ему не нужен мастер вампиров, который бы открыл перед ним двери. Он выше этого. — Парень бросил еще один кусок хлеба, и тот плюхнулся в воду намного дальше, чем получилось бы у меня, и утки устремились туда. — Он для меня — сын, которого у меня никогда не будет, и я не хочу, чтобы он прошел через тот же ад, что и я.
Ощущая тошноту, я нашла его руку и переплела наши пальцы. Никаких детей. Из-за Пискари. Пискари хотел получить ребенка от Кистена для своих планов на будущее, и сказать «нет» было для него последним оплотом неповиновения, единственной слабой попыткой доказать, что он не принадлежит Пискари — даже если на самом деле это так и есть.
Несмотря на все привилегии и власть, которые Пискари дал Кистену, за это нужно было платить, и, возможно, детьми. |