За исключением своей малюсенькой пипки, которую он с утра до вечера точил-надрачивал на мужчину своей мечты, плескал семя на алтарь кумира души, на светлый образ красавчика Бобби Соккета.

Дрочил и проклинал ебаную принцеску «Вечерний Звон», крепко подвесившую Бобби на гвоздик своей любви.

Джонни Пед одиноко бухал в "Козырной свинке" и глотал слюнки, которыми истекал его рот при одном взгляде на аппетитную круглую попку Бобби Соккета.

И сегодня в полдень он заказал коктейлик, «Вечерний Звон» ему принесла, и такой вот грустненький сел он у окна куковать в ожидании Бобби, ибо тот каждый день прибегал в "Козырную свинку" на свиданку с любимой.

Ах, если бы юноша дал ему шанс, старый Джонни показал бы ему зияющие высоты мужской любви!

Педик посасывал «черри» из тонкой трубочки и грезил о, что называется, совместном круизе, например в Амстердам, или в Танжер, или в Нью-Йорк.

Жополюб имел сладкую фантазию — они с Бобби женятся в Сан-Франциско, там уже прогресс, там уже так можно! И даже вовсю поощряется местными властями из Республиканской Партии! Впрочем, политики везде одинаковы. «Никогда не доверяй политику», — как пели панки семидесятых.

И вот в таком внутримозговом киносеансе, по пять стаканчиков, проходит два часа, а Бобби все не приходит и не приходит.

Парочка одноклассниц «Вечернего Звона» притопали посудачить с подружкой.

Джемма Троллоп и малютка Бетти Цветочек. "Красивые, аппетитные штучки, — тоскливо помыслил Джонни Пед, — но у них нет колбасок!"

Старик Сезерлойд бросал вороватые взгляды в уголок и даже протер очки, чтобы получше видеть и облизываться на юные круглые попочки и маленькие пимпочки грудяшек под девчачьими лифчиками. Нетрудно было догадаться, что делает его рука под барной стойкой.

А девчонки перетирали свои девчачьи терки: про мальчишек, про помаду, про колдовство, столь необходимое для удачного замужества, ну и всю такую Срань Господню.

Джонни Пед не то, чтобы ненавидел девочек, а просто-напросто мечтал, чтоб они все сдохли от бубонной чумы. И сладкий сон — планета пидарасов, суп-пер-пупер, как говорят на МТиВи!

Но вдруг… Джонни Пед сначала очком почуял, а потом уже услышал рев мотоциклов. Воздух начал сотрясаться.

Потихонечку и кабачок "Козырная свинка" начинал дрожать и позвякивать всеми своими стекляшками. Зловещий рев двигателей все приближался и приближался, становясь оглушительным, словно немецкая бомбардировка Ланкашира в документальном кино. О, мечты сбываются, старый Джонни Пед! Ты смотришь в окно и видишь сон, прекрасный пол-люционный сон в духе гомоэротических фантазий безумного Тома Финляндского. Гром и молния, байкеры на Харлеях. Пять всадников сексапокалипсиса, в черной коже, грязные и бородатые, и штанишки у них трещат и шишки шипят, и даже большой ниггер, Стаггерли, мечта любого пидара, среди них.

Джонни блаженствует, чувствует себя как пятнадцатилетний пед-капитан, и на радостях заказывает еще коктейльчик, рука незаметно скользнула в трусики от «Маркса и Спенсера» (не путать со стариной Карлом!).

А дверца паба с грохотом отворяется большой ногой фашистского ниггера. Он оглядывается и принюхивается. И понимает, что место тихое…

«Говностаи Сатаны» любили такие тихие места, они самые подходящие для адского угара…

И вот они заходят, гремят тяжелыми ботинками, звенят своими ужасными свастиками, ох-ох, запах псины повисает в атмосфере и дело пахнет керосином.

— Пят пиве, цервезу нам, амиго, да! — говорит Гомез Гитлер и блестит золотым зубом, словно он сам Сатана перед Армагеддоном (а он произойдет на все сто!).

Старик Сезерлойд по своему маразмику подумал, что его старость спасет его от подонков и начал выебываться:

— Да-да, дорогой, — говорит, — пять пива, амиго, э-э-э…

— А ты вообще по-английски то говоришь, а? — прищурился на него мексиканец-фашист.