И в свою очередь он спросил у Стравинского: — Вы — профессор?
На это Стравинский утвердительно-вежливо наклонил голову.
— И вы здесь главный? — продолжал Иван.
Стравинский и на это поклонился.
— Мне с вами нужно говорить,— многозначительно сказал Иван Николаевич.
— Я для этого и пришел,— отозвался Стравинский.
— Дело вот в чем,— начал Иван, чувствуя, что час его настал,— меня никто не желает слушать, в сумасшедшие вырядили…
— О нет, мы выслушаем вас очень внимательно,— серьезно и успокоительно сказал Стравинский,— и в сумасшедшие вас рядить ни в коем случае не будут.
— Так слушайте же: вчера вечером я на Патриарших прудах встретился с таинственною личностью… иностранец не иностранец, который заранее знал о смерти Бори Крицкого и лично видел Понтия Пилата.
Свита безмолвно и не шевелясь слушала поэта.
— Пилата? Пилат — это который жил при Христе? — щурясь на Ивана, спросил Стравинский.
— Тот самый,— подтвердил поэт.
— А кто этот Боря Крицкий?
— Крицкий — известнейший редактор и секретарь «Массолита»,— пояснил Иван.
— Ага,— сказал Стравинский,— итак, вы говорите, он умер, этот Боря?
— Вот же именно его вчера при мне и зарезало трамваем на Патриарших прудах, причем этот самый загадочный гражданин…
— Знакомый Понтия Пилата? — спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большой понятливостью.
— Именно он,— подтвердил Иван, поглядывая на Стравинского,— так вот он сказал заранее, что Аннушка разлила постное масло… а он и поскользнулся как раз на этом месте. Как вам это понравится? — многозначительно осведомился Иван, ожидая большого эффекта от своих слов.
Но этого эффекта не последовало, и Стравинский задал следующий вопрос:
— А кто же эта Аннушка?
Этот вопрос расстроил Ивана, лицо его передернуло.
— Аннушка здесь совершенно не важна,— проговорил он, нервничая,— черт ее знает, кто она такая. Просто дура какая-то с Садовой. А важно то, что тот заранее, понимаете — заранее знал о постном масле! Вы меня понимаете?
— Отлично понимаю,— серьезно сказал Стравинский, касаясь колена поэта,— не волнуйтесь и продолжайте.
— Продолжаю,— сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и зная уже по горькому опыту, что лишь спокойствие поможет ему,— этот страшный тип, он врет, что он консультант. Убийца он и таинственный субъект, а может, и черт знает кто еще, обладает какой-то необыкновенной силой… Например, за ним гонишься, а догнать его нет возможности. А с ним еще парочка: какой-то длинный и невероятных размеров кот, который умеет самостоятельно ездить в трамвае. Кроме того,— Иван, никем не перебиваемый, говорил все с большим жаром и убедительностью,— он лично был на балконе у Понтия Пилата, в этом нет никакого сомнения. Ведь это что же такое? А? Его надо немедленно арестовать, иначе он натворит непоправимых бед.
— И вы хотите добиться, чтобы его арестовали? Правильно я вас понял? — спросил Стравинский.
«Он умен,— подумал Иван,— среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя»,— и воскликнул:
— Совершенно правильно! Как же не добиваться, вы подумайте сами! А между тем меня силой задержали здесь, тычут в глаза лампой, в ванне купают! Я требую, чтобы меня немедленно выпустили!
— Ну что же, славно, славно! — отозвался Стравинский. |