Никанор Иванович открыл рот. Наличность какого-то иностранца, да еще с переводчиком, в этой квартире являлась для него совершеннейшим сюрпризом, и он потребовал объяснений.

Переводчик охотно объяснился. Господин Воланд, артист, был любезно приглашен директором Кабаре Степаном Богдановичем Лиходеевым провести время своих гастролей, примерно недельку, у него в квартире, о чем он еще вчера написал Никанору Ивановичу, с просьбой прописать иностранца временно, пока он сам не съездит во Владикавказ.

— Ничего он мне не писал,— сказал в изумлении председатель.

— А вы поройтесь у себя в портфеле, Никанор Иванович,— сладко предложил Коровьев.

Никанор Иванович, пожимая плечами, открыл портфель и, к величайшему своему удивлению, обнаружил в нем письмо Лиходеева.

— Как же это я про него забыл? — тупо глядя на вскрытый конверт, пробормотал Никанор Иванович.

— То ли бывает, Никанор Иванович! То ли бывает,— затрещал Коровьев,— рассеянность, рассеянность, дорогой наш друг Никанор Иванович! Я сам рассеян до ужаса. Как-нибудь за рюмкой я вам расскажу несколько фактов из моей жизни, вы обхохочетесь!

— Когда же он едет во Владикавказ? — озабоченно спросил председатель.

— Да он уже уехал, уехал! — закричал переводчик.— Он, знаете ли, уж катит черт знает где! — И тут переводчик замахал руками, как мельничными крыльями.

Никанор Иванович заявил, что ему необходимо лично повидать иностранца, но получил отказ: никак невозможно. Занят. Дрессирует кота.

— Кота, ежели угодно, могу показать,— любезно предложил Коровьев.

От этого, в свою очередь, отказался Никанор Иванович, а переводчик тут же сделал председателю неожиданное, но весьма интересное предложение.

Ввиду того, что господин Воланд нипочем не желает жить в гостинице, а жить привык просторно, то вот, не сдаст ли жилтоварищество на недельку, пока будут продолжаться гастроли Воланда в Москве, всю квартиру, то есть и комнаты покойника?

— Ведь ему безразлично, покойнику-то,— сипел шепотом Коровьев,— ему теперь, сами согласитесь, квартирка ни к чему…

Никанор Иванович в некотором недоумении возразил, что, мол, иностранцам полагается жить в «Метрополе», а вовсе не на частных квартирах…

— Говорю вам, капризен, как черт знает что! — зашипел Коровьев.— Ну не желает. Не любит гостиниц. Вот они у меня где сидят, эти интуристы,— интимно пожаловался он, тыча пальцем себе в жилистую шею,— всю душу вымотали! Приедет… и начинает: и то ему не так, и это не так! А вашему товариществу, Никанор Иванович, полнейшая и очевидная выгода. А за деньгами он не постоит. Миллионер!

В предложении переводчика заключался практически ясный смысл, это было солидное предложение, и тем не менее что-то удивительно несолидное было и в манере переводчика говорить, и в этом клетчатом пиджачке, и в пенсне, никуда не годном.

Что-то неясное немножко томило душу председателя, и все-таки он решил предложение принять. В жилтовариществе был, увы, порядочный дефицит. Нужно было к осени закупать нефть для парового отопления, а денег-то не было. А на интуристовы деньги можно было извернуться.

Деловой и осторожный Никанор Иванович заявил, что ему придется увязать этот вопрос с конторою «Интуриста».

— Я понимаю! — вскричал Коровьев.— Обязательно! Как же без увязки? Вот вам телефон, Никанор Иванович, и немедленно увязывайте. А насчет денег не стесняйтесь,— шепотом добавил он, увлекая председателя к телефону,— с кого же и взять, как не с него? У него такая вилла в Ницце! Будущим летом, если будете за границей, нарочно заезжайте посмотреть — ахнете!

Дело с конторою «Интуриста» уладилось с необыкновенной, поразившей председателя, быстротой.