Так вот-с. Остался я теперь у разбитого корыта. Не материально. Нет. Я служу и по нынешним временам — ничего себе, перебиваюсь. Но паршиво жить, ни во что не веря. Ведь ни во что не верить и ничего не любить — это привилегия следующего за нами поколения, нашей смены беспризорной.

В последнее время или под влиянием страстного желания заполнить душевную пустоту или же, действительно, оно так и есть, но я иногда слышу чуть уловимые нотки какой-то новой жизни, настоящей, истинно красивой, не имеющей ничего общего ни с царской, ни с советской Россией.

Обращаюсь с великой просьбой к Вам от своего имени и от имени, думаю, многих других таких же, как я, пустопорожних думой:

Скажите — со сцены ли, со страниц ли журнала, прямо или эзоповым языком, как хотите, но только дайте мне знать,— слышите ли Вы эти едва уловимые нотки и о чем они звучат?

Или все это самообман и нынешняя советская пустота (материальная, моральная и умственная) есть явление перманентное?

Caesar, morituri te salutant .

Виктор Викторович Мышлаевский».

На конверте указано: «Здесь. Проезд Художественного театра, 3. Московский Художественный Театр. Автору пьесы „Дни Турбиных“ М. Булгакову».

И дата на штемпеле: «15.12.28».

Очевидно, содержание письма импонировало Булгакову: действительно, в нем автор подметил наиболее существенные недостатки нового политического строя и даже предсказал его неизбежное падение в силу сомнительности основополагающих идей.

Пытаясь выявить социально-политическую основу романа, исследователи чаще всего обращаются к его «московским» главам, где писатель с иронией и сарказмом раскрывает некоторые уродливые стороны жизни москвичей, о чем подробнее будет сказано ниже.

Но в «московских главах» автор в меру сдержан, если не принимать во внимание «деятельности» самого Воланда с командой, наводящего в столице «порядок». А самые острые вопросы скрыты Булгаковым в главах «исторических», «древних». Именно в них действуют силы, определяющие сущность и ход событий в… «красном Ершалаиме».

И тут подходим еще к одному чрезвычайно важному мотиву, подтолкнувшему Булгакова к созданию «фантастического» романа. Речь идет, конечно, о травле писателя в прессе, о запрете его произведений, об обыске, допросах и прочих «прелестях»…

О многолетней травле Булгакова написано достаточно много специальных статей. Но лучше него самого сказать об этом никто не смог. Читаем в главе тринадцатой «закатного» романа: «Однажды герой развернул газету и увидел в ней статью критика Аримана, которая называлась „Вылазка врага“… Через день в другой газете за подписью Мстислава Лавровича обнаружилась другая статья, где автор ее предлагал ударить, и крепко ударить, по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить… ее в печать… Произведения Аримана и Лавровича могли считаться шуткою по сравнению с написанным Латунским. Достаточно вам сказать, что называлась статья Латунского „Воинствующий старообрядец“… Статьи, заметьте, не прекращались. Над первыми из них я смеялся… второй стадией была стадия удивления… А затем, представьте себе, наступила третья стадия — страха… словом, наступила стадия психического заболевания…»

Из письма к Сталину (от 30 мая 1931 г.): «…я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски… Причина моей болезни — многолетняя затравленность, а затем молчание…»

Подавляющее большинство написанных Булгаковым произведений было запрещено.