— Тебе не кажется, что сейчас не время для дурацких шуточек? — закипел ее муж.

— Извини, Иероним, что нарушила ритуал. Умолкаю и ухожу на дно…

Прозвучало странное имя, больше подходящее не современному человеку, а старинным вещам этой гостиной.

Замолчав, Аня не стала мучиться ожиданиями, как остальные. Она занялась важным делом — размышлением и разглядыванием присутствующих.

Над столом повисла пауза, как говорится, пролетел тихий ангел. Каждый из присутствующих задумался о своем. Аня, например, подумала, как странно все устроено в этом мире. Вот человека уже год, как нет, а его воля жива, и чудачества его, если не сказать, глупости, живы тоже. Зачем их всех собрали, рассадили строго по местам? Кому нужен этот ритуал? Вскрыли бы завещание у нотариуса на девятый или сороковой день, как там положено? И все бы разошлись, как водится, обиженные и недовольные. Зачем, вообще, ее свекор, Василий Иванович Лонгин, собрал здесь столько людей? Например, что она, Аня, здесь делает?

Ну, вдова Василия Ивановича, мачеха ее мужа, понятно. На табличке рядом с ее восковой фигурой в паноптикуме было бы написано: «Такие дамы получают все» или «Возможного она не упустит, а невозможного для нее мало». Трудно поверить, что она тоже из провинции, как и Аня. Даже не из областной, а самой дальней — то ли Приуралья, то ли Зауралья. Такое впечатление, что перед вами аристократка в десятом поколении. Как писал Толстой про Наташу Ростову, «откуда всосала она…»? Слишком сильный глагол для Наташи, но в самый раз для Тамары Лонгиной. В ней нет ни грамма провинциализма, ни одной случайной детали. Шея от Вагановского училища, красивая сильная рука от Консерватории, точеная нога от модельного агентства, а холодный взгляд… холодный взгляд… от Холодильного института, что ли? Все это она «всосала».

По возрасту они с пасынком почти ровесники, даже одного знака Зодиака. Женой Василия Лонгина она стала лет семь-восемь назад, когда старику было уже за семьдесят. Молодая супруга была такой же блажью богатея, художника, фантазера, как и этот дом, и эта коллекция картин, и это отсроченное завещание. А вот для нее художник Лонгин был точно рассчитанным ходом. Это у Ани все было случайно…

Рядом с Тамарой сидело ее доверенное лицо, хотя Аня такому лицу не доверила бы даже свои детские секреты. У Вилена Сергеевича были волевые черты, смуглая кожа, высокий лоб, серебристый бобрик. Он вполне тянул на постаревшего Бельмондо, если бы не его неприятные глаза. Как зеркальная колба просвечивает из дырявого термоса с красивыми цветами и бабочками, так и глаза смотрелись на таком благородном лице, как фрагмент чего-то чуждого, может, злой воли.

Вилен Сергеевич был в прошлом то ли партийным функционером средней руки, то ли работал в органах. Сейчас он консультировал коммерсантов по вопросам внешней торговли, часто бывал за границей. Если раньше он изредка появлялся в доме Лонгиных, то после смерти Василия Ивановича стал постоянным спутником ее вдовы, ее правой рукой или еще чем…

Слева от Тамары сидел «двойник» мужа Иеронима. Длинные волосы, бородка, темные быстрые глаза. Но волосы тщательно уложены, бородка аккуратно подстрижена, брови… выщипаны… Нет, конечно, брови как брови. Просто Никита Фасонов похож на «отмытого», ухоженного Иеронима. И не только внешне. Он, в отличие от родного сына мастера, стал достойным учеником Василия Лонгина. Так многие считали. Его реалистическая кисть перенесла на холст почти всех известных россиян современности, начиная от олигархов и кончая девочками из «Фабрики звезд». Никита Фасонов обещал, как и его учитель, перерисовать и пережить многих президентов, а уж про «звезд» и говорить нечего.

Аня сейчас впервые рассмотрела Никиту Фасонова внимательно. Действительно, он был внешне похож на Иеронима.