— Но потерпевшая замужем, — тихо ответил Корнилов, грызя ноготь.

— Да какая она жена! — сказала Ольга Владимировна, обнимая Аню и прижимая к себе. — Ей бы еще в куклы играть. Девчонка совсем. Но с этого дня уже взрослая, настоящая женщина…

— Слушай, Корнилов, — вдруг вспомнила Аня. — Ты же рецепт зеленого чая так и не дорассказал. Он от головы помогает?

— Он от всего помогает. Это же чудодейственное средство. Весь медперсонал этого санатория можно разогнать, а пользовать пациентов и просто отдыхающих этим снадобьем. Только я тебе этот рецепт потом расскажу.

— Когда?

Корнилов сделал какое-то хитрое дыхательное упражнение, а потом выдохнул:

— После нашей свадьбы.

— Ну, этого никогда не будет, — засмеялась Аня.

— Значит, я унесу этот секрет с собой в могилу.

— На здоровье! Оля, ты видела наглеца? Он хочет, чтобы я живого мужа променяла на пачку зеленого китайского чая?

Заключение

…Дальнейшее — молчанье.

На Дворцовом мосту, лицом к Академии художеств, стояли мужчина и девушка. Мужчина был коротко пострижен, лоб и нос его были темными от загара, а белая кожа подбородка показывала, что летом у него была борода. Девушка своей челочкой походила на студентку-первокурсницу, но кошачья пластика движений выдавала в ней молодую, знающую себе цену, женщину. Было видно, что парочка придвинулась близко друг к другу только для того, чтобы шум проезжающих мимо автомобилей не мешал разговору.

— Я дал подписку о невыезде, — сказал мужчина. — Теперь прохожу уже по другому делу — незаконный вывоз и продажа художественных ценностей за границу. А моя старая статья нравилась мне значительно больше.

— Большим авторитетом в камере? — спросила девушка.

— Нет, — он улыбнулся. — Тем, что в твоих глазах я был другим. Не героем, но кем-то настоящим, взявшим на себя грех, убившим гадину. Я ведь и сам поверил, что я убил Пафнутьева. Подошел так запросто и воткнул ему в ухо эту штуковину. Но оказалось, что я даже не знаю, как ее держать. Я целый день тренировался, чтобы показать на следственном эксперименте, что я убил, но переволновался и все забыл. Всех только насмешил. А потом ведь негодяя надо убивать не сразу, а, сказав ему все в лицо, а затем ударить его кинжалом в грудь, в самое сердце. Этому тоже надо учиться.

— Ты, кажется, помолодел?

— Это из-за бороды, — мужчина провел рукой по непривычно голому подбородку.

— Нет, ты стал говорить, как мальчишка.

А еще говорят, что в тюрьме человек грубеет, взрослеет.

— Там по-разному бывает, — сказал он неоп-ределенно. — Но я ни о чем не жалею. Все-таки я тебя встретил и любил.

— А теперь?

— И теперь люблю. Но мне нужно было многое пережить, чтобы научиться говорить простые человеческие слова. Когда они поймали меня в свои сети, сделали маляром с окладом главы «Газпрома», я понял, что это мой конец. Я всегда тешил себя мыслью, что мне ничего не надо, только писать и больше ничего. Оказалось, мне надо слишком много и еще больше. Я чувствовал себя чудовищем рядом с красавицей. Тогда я решил, что нам нужно расстаться, иначе я погублю тебя и в прямом, и в переносном смысле. Я предчувствовал такую развязку, я понимал, что все это кончится трагически. Два таких паука, как Пафнутьев и моя мачеха, убьют друг друга и погубят нас с тобой. Нам надо было расстаться, но я был слишком слаб, чтобы бросить тебя. Сильная любовь слабого человека…. Тогда я стал делать все, чтобы ты разлюбила меня, возненавидела и сама ушла.