Изменить размер шрифта - +
Не вышло. Гнусный нахал дернулся, зарычал и поехал наравне со мной. Мы с машиной могли бы его обогнать, но щель сужалась, и я испугалась. Потом он взял резко левее. Не знаю, собирался ли он действительно спихнуть нас с дороги, но, когда его грязно-зеленый бок начал к нам прижиматься, мои нервы не выдержали, в чем водитель был уверен заранее. Я нажала на тормоза и еще раз осталась позади в облаке пыли.

Впереди появились первые разбитые дома Фив. Там, где Антигона отправляла слепого Эдипа в изгнание, старики сидят под солнцем на бетонной мостовой рядом с газовыми насосами. Игра в трик-трак, которой они отдают час за часом — вероятно, самая древняя вещь в Фивах. Где-то есть фонтан, возлюбленный нимфами. Все. Но без малейшего намерения скорбеть о судьбе легенд, я не думала об Эдипе и Антигоне, даже о Филипе и загадочном Саймоне или о жалкой прелюдии к моим приключениям. Я с ненавистью устремил глаза вперед. Ничего не оставалось в жизни, кроме желания обогнать проклятый автобус.

Со временем появился шанс. Кучка женщин просигналила ему остановиться, и он замедлил ход. Я тащилась, скосив глаза налево, потные руки на руле, нервы на пределе. Он встал ровно посередине дороги и не оставил места для объезда. Стоп. Когда он, наконец, тронулся, руки мои так тряслись, что я не могла повернуть ключ.

Через заднее стекло моего удаляющегося врага на меня смотрело молодое лицо, расколотое широкой усмешкой. Когда мотор завелся, и машина поехала, юнец сказал что-то назад. Еще физиономия с улыбкой уставилась на меня. И еще.

Вдруг так близко позади, что я чуть не слетела в кювет со страху, раздался сигнал. Когда я автоматически сместилась к краю, вперед с ревом вырвался джип, колеса вспенили пыль, он помчался дальше прямо в зад автобусу, а гудок его выл сиреной. Я мельком увидела девушку-водителя: молодое смуглое лицо, прикрытые ресницами глаза, утомленный мрачный рот. Она откинулась назад, вела джип с небрежным, почти оскорбительным мастерством. И кто бы там ни сидел за рулем, автобус уступил дорогу, галантно вильнув вправо и оставаясь там, пока она пролетала мимо.

Не то чтобы я сознательно решила ехать за ней, даже до сих пор не знаю, нажала на газ нарочно или искала тормоз, но что-то на меня нашло, мой лимузин рванулся вперед, проскочил в нескольких дюймах от жалкой переполненной развалины и понесся в кильватере джипа — два колеса на дороге, два — поднимают достаточно пыли, чтобы указать дорогу в Фивы детям Израиля. Мне до сих пор плевать, как там справился автобус, я даже не посмотрела в зеркало.

Я пронеслась через Фивы и роскошно спикировала на неправильную сторону проезжей дороги, ведущей в Ливадию и Дельфы, Рука Гермеса, покровителя путников, не оставила меня. Хотя в Ливадии конская ярмарка своими праздничными побрякушками заполонила улицы, потом мне ничего не препятствовало, кроме маленьких караванов сельских жителей, движущихся на ярмарку верхом и толпы цыган — настоящих, из Египта, — кочующих с мулами и пони, покрытыми яркими одеялами.

Вскоре после Ливадии пейзаж меняется. Неумолимые банальности Аттики — фотоальбомное процветание равнин — остаются позади и забываются, вытесняемые горами. Дорога возносится и вьется между великанскими ребрами бурых гор, ломающих природу на складчатые обрывки. У подножия в безводных равнинах мертвые потоки корчатся, белея в одиноких постелях, как сброшенные шкуры змей. Сухие склоны покрыты желтеющей порослью сгоревшей травы, обломками камней и раскрошившейся почвой. Все растут горы, обнажается земля, раскрашенная широкими мазками в различные оттенки от краевого через охру к темно-, а потом рыжевато-коричневому цвету львиной гривы, и все это горит, озаренное безграничным прекрасным светом. А вдали — тень горного массива, не пурпурная, не голубоватая, как в обычных странах, а ярко-белая — величественный серебряный лев Парнас, жилище призраков старых богов.

Лишь однажды я остановились отдохнуть чуть не доезжая Ливадии.

Быстрый переход