Наши предки не знали такого рода культов и богов и конечно же не сочиняли такие истории. Но я иногда недоумеваю, как это они настолько пренебрегли анемоном — несмотря на его цвет, красоту и раннее появление, — что ни разу не упомянули его в Библии. И не только его — в Книге Книг вообще почти не цветут дикие цветы. В ней есть много растений, связанных с земледелием, как тех, что полезны крестьянину, так и тех, которые ему вредны, — фруктовые деревья, пшеница, ячмень, лук, чеснок, арбузы, а также бурьян и колючки. И есть пахучие растения — всякого рода мирра, нард и ладан, связанные с религиозным культом. В различных пророчествах о разрушении главную роль играют укроп и терновник, которые в глазах земледельца символизируют заброшенность и запустение, а в пророчествах о благословении — виноград и смоковница. Но просто красивых цветов там почти нет.

Похоже, что и до ухода в изгнание, в галут, народ Израиля не чувствовал особой связи с природой своей страны, и уж во всяком случае — такой связи, какую ощущали древние греки, отразившие ее в своих мифах, сложившихся под сильнейшим влиянием окружающей природы, ее растений и животных и их глубоких и сложных связей с людьми. Верно, в Библии упоминаются мандрагора и куркума (это слово появляется за компанию с миррой, нардом и ладаном и, стало быть, тоже означает какое-то ароматическое растение, а не нынешнюю куркуму), а также «нарцисс саронский», или «лилия долин», которую многие комментаторы считают тождественной нынешней белой лилии или же ирису. Но где мак и цикламен, морской лук и безвременник, курослеп и лютик? Где гладиолус, агростемма, хризантема, лук-сеянец? Где люпин, и лен, и синий василек, и орхидея, и гиацинт? А ведь это все — не какие-нибудь редкие или неприметные растения, а знакомые, приятные и красивые цветы, бросающиеся в глаза и радующие Бога и людей! И все они росли в Стране уже и в те времена и, конечно, в куда большем числе! И несмотря на это, они совершенно не упоминаются в Библии. Возможно ли, что никто их не заметил, не пришел от них в восторг, не ощутил любовь к ним, что никого не радовало их цветение и не печалило их увядание? Почему любящий из Песни Песней не сплел из них венок для своей возлюбленной? Неужели вся жизнь наших предков сводилась лишь к работе на земле и к молитве в храме? Неужели природа для них было лишь тем, что разрешено — или не дозволено — съесть или срубить?

И все-таки мне кажется, что в Библии есть один стих, который, возможно, связан с анемонами. Я нашел указание на это в небольшой, но глубокой по содержанию книге профессора-лингвиста Иехезкеля Кучера. Автор упоминает там те места в книгах Исаии и Иезекииля, где эти пророки описывают женщин, сажающих какие-то «приятные саженцы», на иврите «натаей нааманим», цветы которых летом увядают и умирают, и соотносит это с культом Адона-Адониса (и тождественного им Тамуза). Так вот, Нааман, из названия которого были образованы эти «натаей нааманим», тоже был финикийским богом, и профессор Кучер отмечает в своей книге, что по-арабски этот «красный, как кровь», цветок до сих пор называется похожим на «анемон» названием «шкайк а-нааман», что означает «раны Наамана». И что интересно — он и по-гречески называется сходным именем «анемоне» и под этим же именем известен и в английском, и в русском языках.

«Сходство между „нааманом“ и „анемоном“ бросается в глаза», — пишет профессор Кучер и упоминает вдобавок, что Иосиф Флавий рассказывает о могиле божества по имени Мемнон у ручья Балус возле Акко, который на иврите называется «ручей Нааман», а на арабском «Эль Наамин».