С годами я убедился, что сначала они пробуждают в душе наблюдающих за моей работой любопытство, но затем настраивают их на критический лад, а то и на насмешки. У них находится что сказать не только по поводу моей, как им кажется, пустой траты времени («Почему бы тебе не сделать что-нибудь путное, вместо того чтобы играться с этими сухими колючками?!»), но и по поводу примитивности этой работы. И в самом деле, в сравнении с ультрасовременными, самыми передовыми методами, которые используются в израильском сельском хозяйстве, я пользуюсь в своем саду такими методами, которые даже земледельцам каменного века показались бы устаревшими.
«Когда я была девушка», как говорили в нашей семье все, включая мужчин, у нас коров еще доили руками, а во время экскурсий учеников начальной школы мошава Нахалаль в соседние арабские деревни мы еще видели феллахов, которые молотили катком и веяли деревянными вилами, как Орна Иевусеянин, которому принадлежало гумно на горе Мория в Иерусалиме. Библия рассказывает, что в наказание за перепись населения, произведенную царем Давидом, на израильтян была послана язва, но Ангел Смерти остановился на гумне Орны, и царь, через пророка Гада, получил повеление построить на этом месте жертвенник для Господа. Давид купил у Орны гумно, волов для жертвы всесожжения, молотило и воловью упряжь. Позднее на месте этого жертвенника царь Соломон построил храм. Но в ту ночь язвы и смерти Орна веял на этом своем гумне ячмень.
Я снова видел эти древние методы работы после Шестидневной войны в арабских деревнях на Восточном берегу, а позже — кое-где в Восточной Европе. Но я не земледелец, я скромно выращиваю дикие цветы, не предназначенные ни для продажи, ни для еды, и я получаю удовольствие от работы руками — простой, длительной и однообразной: по сбору семян, по молотьбе, по севу. Такая работа наполняет голову мыслями и планами, пальцы — памятью и знаниями, а сердце — надеждой и уверенностью. Конечно, мои семена не спасут меня от голода и не накормят меня вдоволь, не наполнят мои закрома, мою кладовую или мой кошелек, но есть что-то успокоительное и приятное в стеклянных банках с засыпанными в них семенами, которые убеждают меня, что и в будущем году у меня расцветут цветы. Это ведь тоже очень важно…
Терпение
На первых порах, когда я только начинал собирать, сохранять и высевать в своем саду семена диких цветов, я клал в каждую банку записку с названием растения. Сегодня я уже обхожусь без таких записок. Теперь я узнаю каждое из растений, которые выращиваю, и не только по его цветам, но и по отдельному листку, плоду, клубню, луковице и даже по одному-единственному семени.
Вот семена мака — черные или коричневые, самые маленькие из всех, какие у меня есть. Семена большого львиного зева тоже вроде маковых, но их черный цвет чернее, и они немного больше. У анемона семена выглядят, как темные комочки в светлом шерстяном облачении, предназначенном нести их по ветру. Семена лютика похожи на золотистые плоские хлопья, тесно прижатые к стеблю в том месте, где раньше был цветок. Семена морского лука тоже хлопьевидные, но они меньше, и цвет у них не золотистый, а блестяще-черный. У синего василька и льна семена скользкие, но у василька они светло-желтые, а у льна — коричнево-темные, меньше по размеру и даже на глаз маслянистые.
Добавлю, для полноты картины, что у штокрозы семена плоские, круглые и шероховатые; у люпина — большие, твердые и сплюснутые, их цвет меняется от темно-коричневого до светло-желтого, иногда даже с примесью розового; семена агростеммы темные и круглые, а у цикламена они не имеют определенной формы и больше всего напоминают мелкие камешки коричнево-фиолетового цвета, и, даже когда они совсем высыхают, чувствуется отголосок какого-то сладковатого запаха, который был у них внутри плода. А о семенах шафрана и гладиолуса я могу сказать только, что они фиолетовые и очень похожи друг на друга. |