— Как ты вообще себя чувствуешь, отец? — поинтересовался папа.

— А ты как думаешь? — буркнул дед. — Как может чувствовать себя старый немощный старик?

Он принялся жаловаться на то, что улитки сожрали всю клубнику. И на то, что какой-то заезжий балбес поставил палатку прямо перед их домом. А вдобавок шмель всю ночь не давал ему спать.

— И вот теперь еще вы заявились со своим барахлом, — ворчал он. — Я помню, как хотел однажды выйти ночью помочиться и наступил на игрушечный автомобиль. Разбил колено о порог. Потом пол-лета хромал, словно придурок какой.

Так он ворчал всю дорогу до дома. Бабушка ждала нас на пороге кухни. Она напекла целую гору оладий и достала банку домашнего клубничного варенья. Как обычно — к нашему приезду. Один-единственный раз за лето она готовила сама, а потом уступала кухню маме.

— Ох, ну и заждалась же я вас, дорогие мои! — сказала бабушка и раскрыла объятья.

Сначала она обняла папу. Потом брата. А мне она лишь пожала руку, потому что я был весь мокрый.

— Ну, чем займешься после обеда? — спросила она, когда мы уселись за стол. — Побежишь в деревню играть?

— Я больше не играю, — отвечал я. — Так, просто пойду проведаю Классе.

— Никуда ты не пойдешь, пока не соберешь десять гусениц-капустниц! — заявил дедушка.

Он ненавидел гусениц лютой ненавистью и платил нам с братом по пять эре за каждую пойманную.

Вообще-то дедушка много чего терпеть не мог. Столько всего вокруг жужжит, кусается и действует на нервы! Он ненавидел любую живность, которая зарилась на его посадки.

Но главными его врагами были огромные черные камни, что лежали посреди клубничных грядок и заслоняли солнце его нежным растениям.

— Ох, как же я ненавижу этот валун! — проворчал дед и кивнул в сторону большущего камня. Я пришел к нему с пакетом гусениц. Я их насобирал на целых две кроны.

— За что?

— Ты еще спрашиваешь! У тебя что, глаз нет? Не видишь, какая от него тень? В такой тени ничего не растет!

Я поглядел на тень. Просто чтобы не смотреть на пакет. Дедушка бросил его на землю и сразу растоптал.

— Так взорви его, — предложил я.

— Взорвать? Нет уж! Я его сам сверну. Ну, сколько я тебе должен?

— Две кроны.

— Ладно, потом получишь. Беги теперь, развлекайся. И я помчался в поселок.

Классе с родителями жил на втором этаже деревенского дома. Каждое лето, прежде чем начать отдыхать по-настоящему, он должен был сделать что-нибудь полезное и познавательное. Так решил его папа. В прошлом году, например, он ловил бабочек. Ему надо было узнать, как они называются, наколоть их на иголки и разложить в маленькие коробочки со стеклянными крышками. А два года назад он собирал листья разных деревьев и кустов и приклеивал их в альбом.

Когда Классе открыл мне дверь, вид у него был весьма унылый. А я-то как дурак надел вставную челюсть, которую прихватил из папиного зубоврачебного кабинета, — повеселить его хотел! Верхние зубы торчали, и челюсть скалилась ослепительной улыбкой. Но Классе посмотрел на меня мрачно.

— Сними лучше, — буркнул он. — И без тебя тошно. Мне не до веселья.

Я сунул челюсть в карман.

— Ну, что тебе задали в этом году? — поинтересовался я. — Звериные какашки собирать?

— Нет, жуков, — вздохнул он.

Шестнадцать штук он уже нашел.

— Отлично! — похвалил я.

— Да ты знаешь, сколько их всего?

— Нет.