Она промолчала, просто уселась прямее, стараясь отодвинуться от Корбетта как можно дальше.

Такое ребячество рассмешило сурового всадника. Он еще сильнее обвил рукой ее талию и прижал ее к себе еще теснее, чем раньше.

— Может быть, нам следует объехать свои владения, прекрасная миледи жена? Добрые господа должны заботиться о благополучии своих подданных.

— Тебе наплевать на любого из нас! — выпалила Лиллиана, пытаясь добиться, чтобы он хоть немного ослабил свою хватку. Но Корбетт только крепче прижал ладонь к ее талии.

— Я пекусь о каждом обитателе Оррика.

— Из-за той выгоды, которую он может тебе принести.

— Мой долг — защищать Оррик и способствовать его процветанию.

— Как же иначе, — с сердцем ответствовала Лиллиана, прилагая неимоверные усилия, чтобы не прислоняться к Корбетту. — Ты защищаешь пастуха, потому что тогда ты получишь больше шерсти. Если это крестьянин, — получишь больше зерна. Если ты защищаешь меня, так только для того, чтобы у тебя появился наследник!

Вопрос последовал немедленно.

— И скоро у меня появится наследник?

Лиллиана от неожиданности растерялась, не зная, что ответить. Она жаждала иметь от него ребенка, жаждала так сильно, что это не поддавалось разумному объяснению. И все же… все же ей хотелось, чтобы его влекло к ней не только желание произвести наследника. Лиллиана чуть нахмурилась и принялась сосредоточенно наблюдать за крестьянами, чинившими каменную стену между полями.

— Я не могу быть уверена… — проговорила она наконец, тихо и невыразительно.

— Возможно, нам нужно проявить больше усердия.

Если бы Лиллиана не была так ошеломлена грубостью его слов, то наверняка заметила бы неестественную напряженность в голосе Корбетта. Она поняла только то, что он рассуждает об их будущих детях так же походя, между прочим, как мог бы говорить о приплоде породистых лошадей.

Пришлось ответить Корбетту в том же небрежном тоне:

— Я буду исполнять свои супружеские обязанности, пока ты исполняешь свои. Я нарожаю тебе наследников, а ты сохранишь для них Оррик.

— Да, я сохраню Оррик для своих детей. Но только для своих.

Столь загадочное высказывание заставило Лиллиану обернуться к мужу.

— Конечно, своих… О, ты имеешь в виду Элизу, но ведь ей и так достанется неплохое наследство.

Корбетт не ответил, только посмотрел на Лиллиану тяжелым испытующим взглядом, как будто выворачивая ее наизнанку, и отвернулся. И только тогда до нее дошло, в чем дело. Уильям заставил Корбетта усомниться в ее верности, и теперь он не сможет избавиться от дурных мыслей, глядя на рожденное ею дитя. На минуту Лиллиана даже прониклась сочувствием к страданиям мужа. Он был гордым человеком, и он хотел верить, что его ребенок — это действительно его ребенок. Но ведь она не изменяла ему, напомнила себе Лиллиана, и ничем не заслужила подобного недоверия.

Они продолжали путь, сохраняя неловкое молчание. Лиллиана лихорадочно искала слова, которые могли бы убедить Корбетта в ее невиновности. Только тогда, когда впереди уже показались мощные башни Оррика, она отважилась заговорить,

— Ты не должен сомневаться в моей… Не должен сомневаться во мне, — запинаясь, выговорила она.

— А, собственно, почему?

От его недоверия у Лиллианы кровь застывала в жилах, от его недоверия, а не от пронизывающего декабрьского ветра. Лиллиана неуверенно пожала плечами, подбирая нужные слова:

— Потому что меня воспитали как леди. А леди никогда не стала бы вести себя так недостойно, как, по твоему убеждению, вела себя я.

Несколько секунд она была полна надежды, что он сможет поверить ей, но в ответ раздался угрюмый смех.