Она напряглась, полная решимости не позволять ему этого, и крепко зажмурилась. Однако он коротко рассмеялся и отпустил ее. Глаза у Лиллианы широко открылись, и она взглянула на него подозрительно и изумленно.
Теперь его взгляд потеплел, словно его освещал изнутри жар, тлеющий под пеплом. Но тон его слов оставался прежним — резким и высокомерным.
— У тебя красивое лицо, и даже это жалкое платье не может скрыть мягкие, округлые линии твоего тела. Но утехи супружеского ложа мне предстоит разделить с твоей госпожой. Так что тебе придется удовольствоваться старым лордом.
Он расстегнул свой кожаный оружейный пояс и отложил его в сторону. Усевшись на деревянную, ничем не застеленную скамью, он вытянул свои длинные мускулистые ноги.
— Помоги мне с купаньем. Я был в пути много недель, и мне нужно смыть с себя эти недели. И еще мне ведь надо произвести благоприятное впечатление на невесту, — добавил он саркастически.
Лиллиана ответила не сразу. Ее ум лихорадочно работал; она не знала, как поступить. С одной стороны, ее так и подмывало бросить ему в лицо все, что она думала о его отвратительных замашках. Он пробыл в Оррике всего лишь несколько часов, и уже готов гоняться за служанками. Он неспособен хотя бы ради приличия подождать, пока состоится его свадьба. Больше всего Лиллиану возмущало то, что отец всерьез задумал обвенчать ее с этим мужланом и, что было совсем уж нелепо, считал его человеком чести. Тоже мне рыцарь. Да этот усмехающийся наглец, так уверенно развалившийся перед ней на скамье, понятия не имеет о том, что такое рыцарская честь!
Полная решимости довести игру до конца, она посмотрела на грозного гостя. На губах у нее играла легкая усмешка.
— Вряд ли вы сумеете произвести благоприятное впечатление на леди Лиллиану.
Ответ последовал не сразу; он молчал, разглядывая ее нежно очерченный рот. Встревоженная, она отвернулась, и улыбка сбежала с ее лица.
— Как именно она отнесется ко мне — не имеет значения. Она будет повиноваться своему супругу. А теперь подойди сюда и сними с меня тунику.
Понадобилась вся ее сила воли, чтобы удержать свой гнев в узде. Сейчас ей нужно было одно: избавиться от него раз и навсегда. Только эта мысль позволила ей пересилить себя и выполнить его требование. Тем не менее ее внутреннее сопротивление было, по-видимому, достаточно красноречиво написано у нее на лице, потому что, когда она остановилась около его вытянутых ног, он усмехнулся:
— Подойди поближе. Я тебя не укушу.
Когда Лиллиана придвинулась ближе, сердце у нее забилось чаще. Его серые глаза смотрели на нее в упор, и она терялась в догадках — что за мысли бродят за их непроницаемой поверхностью. Он не пошевелился, чтобы облегчить ей задачу и, осознав бессмысленность дальнейших проволочек, она вздохнула и потянулась, чтобы расстегнуть его кожаный пояс с серебряной отделкой.
Когда она взялась за пряжку, пальцы ее задрожали и она готова была убить себя за это малодушие. Вместо того чтобы сохранять холодный и независимый вид, она трепетала, как дитя, и, что еще хуже, сэр Корбетт это видел! Расстегнув наконец пряжку, она сняла пояс с его талии и торопливо отложила в сторону.
За этим настал черед туники, и он любезно наклонился вперед, чтобы девушке было удобнее. Но если, снимая с него пояс, она просто нервничала, то сейчас, когда ей пришлось через голову стаскивать с него мягкую кожаную тунику, она растерялась вконец. Туника, словно живое продолжение своего хозяина, еще хранила тепло его тела. Лиллиана почти отбросила ее от себя, стремясь поскорее избавиться от странных чувств, которые вызывал в ней этот предмет.
Когда она заколебалась, прежде чем взяться за рубашку, он взглянул на нее, и в глазах у него вспыхнули веселые огоньки.
— Рубашку, — коротко поторопил он ее; она не шевельнулась, и тогда он усмехнулся. |