|
В любом случае особо волноваться за Сумирэ не стоило, ведь у нее впереди еще было столько времени, чтобы, шагая по дороге жизни, заглянуть во все места, куда заблагорассудится. Как гласит пословица, “хорошо растет то, что растет медленно”. – Знаешь, в моей голове столько всего, о чем я хотела бы написать. Не голова – амбар какой-то! – говорила Сумирэ. – Разные образы, сцены, обрывки слов, облики людей – временами я вижу их как наяву: все залито ярким светом, все движется. Я слышу, как они кричат мне: “Пиши!” И предвкушаю начало замечательного рассказа. Мне кажется, я могу переместиться в какое-то новое место. Но как только приземляюсь за письменный стол и начинаю писать, тут же понимаю: что-то очень важное безвозвратно пропало. Нет никаких кристаллов – одна мелкая галька. И я никуда не улетаю. Сумирэ нахмурилась, подобрала с земли уже, наверно, двухсотпятидесятый камушек и кинула его в пруд. – Все-таки у меня чего-то не хватает, как с самого начала не было, – без чего никогда не станешь писателем. Чего-то очень важного. На какое-то время повисло мертвое молчание. Казалось, она хотела услышать мою очередную банальную мысль. Подумав, я начал. – В древнем Китае города окружались высокими крепостными стенами, в которых было по несколько больших, прекрасных ворот. Считалось, что у ворот есть особый важный смысл: это не просто двери, через которые входят и выходят. Люди верили, что в воротах обитает или должен обитать некий дух города. Так же, как в средневековой Европе сердцем города было принято считать храм и площадь. Вот почему и сегодня в Китае сохранилось множество великолепных ворот. Ты знаешь, что делали древние китайцы, когда их строили? – Нет, не знаю. – Брали телеги и шли в те места, где когда-то шли бои. Там собирали уже побелевшие от времени кости воинов, погребенные под слоем земли или разбросанные на поверхности. Собирали все, что могли собрать. В Китае, с его богатой историей, таких мест хоть отбавляй. Потом у входа в город сооружали огромные ворота, в которые замуровывали эти кости. Для чего? Китайцы верили, что погибшие воины будут защищать город, поскольку их души, наконец, обрели покой. Да, и вот еще что. Когда ворота уже были готовы, китайцы приводили несколько собак, кинжалом перерезали им горло и окропляли ворота еще теплой собачьей кровью. Лишь когда высохшие кости соединяются со свежей кровью, старые души вновь наполняются сверхъестественной силой. Так полагали китайцы. Сумирэ молча ждала продолжения. – Когда пишешь книгу, происходит почти то же самое. Ты можешь собрать уйму костей и отгрохать прекрасные ворота, но книга – живая, дышащая – так и не получится. Истории в каком-то смысле к этой нашей реальности не имеют никакого отношения. Чтобы увязать друг с другом две плоскости – “Здесь” и “Там”, – для настоящей Истории необходимо таинство Крещения. – Значит, я должна где-то раздобыть себе собаку, так? Я кивнул. – А потом я должна пролить теплую кровь… – Наверно. Закусив губу, Сумирэ ненадолго ушла в свои мысли. Еще несколько несчастных камешков полетели в пруд. – Если можно, я бы очень не хотела убивать животных… – Конечно, это метафора, – сказал я. – Тебе вовсе не нужно по-настоящему убивать собак. Как обычно, мы сидели рядом в парке Иногасира на любимой лавочке Сумирэ. Перед нами раскинулся пруд. Ветра не было. Опавшие листья качались на волнах, словно их плотно приклеили к поверхности. Неподалеку кто-то жег костер. В воздухе клубились ароматы конца осени, далекие звуки слышались невероятно отчетливо. – Тебе, наверно, нужны просто время и опыт. Я так думаю. – Время и опыт, – повторила Сумирэ и посмотрела в небо. – Время и так само по себе течет быстро. |
