Джон ел стоя перед комодом, нагишом, как в день своего рождения, и когда еда попадала в желудок, она высасывала из него всю энергию, выкачивая все без остатка из его головы.

Вытерев рот льняной салфеткой, он вынес поднос в коридор, а затем снова направился в ванную комнату, где только по привычке почистил свои зубы.

Джон выключил свет в ванной комнате. Затем в спальне.

И уселся с бутылкой «Джека» на своей кровати.

Несмотря на всю его усталость, он не собирался ложиться. Существовала обратная связь между его энергетическим уровнем и расстоянием между слухом и восприятием. Даже если его глаза закрывались, и через секунду голова падала на подушку, то сразу же начинали вращаться мысли, от которых он, в конечном итоге, просыпался и смотрел в потолок, считая часы.

Проглотив остатки в стакане, Джон уперся локтями в колени. Через несколько минут его голова начала клониться в сторону, а веки тяжелеть. Накренившись, Джон позволил себе повалиться, но не был уверен, в каком направлении это произойдет: на подушки или ватное одеяло.

На подушки.

Подняв ноги на кровать, Джон натянул одеяло до бедер, и наступило мгновение, когда он провалился в долгожданное блаженное беспамятство. «Может, этой ночью цикл будет разрушен. Может, это сладкое освобождение засосет его в черную дыру, на которую он так надеялся. Может, он…»

Его глаза распахнулись, уставившись в кромешную темноту.

Нет. Джон был на грани нервного истощения, но не мог, ни заснуть…, ни находиться в бодрствовании. Потирая лицо, Джон понял всю противоречивость положения вещей, равносильную познавательному эквиваленту шмелей, способных летать. Физики придерживались того, что это невозможно, и все же это было так.

Перекатившись на спину, Джон скрестил руки на груди и зевнул так, что хрустнула челюсть. Потянувшись, он включил свет. Темнота усиливала головокружение, а свет жалил глаза, пока они не начинали слезиться. Обычно, он поочередно, то включал, то выключал свет.

Из коридора со статуями послышалось, как Зейдист и Бэлла с Наллой направляются в свою комнату. Пока пара обсуждала ужин, Налла агукала, как делали все маленькие детки, будучи сытыми и окруженными родительской заботой.

Следующим по коридору прошел Блэй. Помимо Ви, он был единственным, кому было позволено курить в доме. Поэтому Джон знал, что это он. Куин находился рядом. Должен был быть. Ведь в противном случае, Блэй не курил бы вне своей комнаты.

Это была расплата за ту администраторшу из тату-салона. «И кто станет за это винить Блэя?»

Последовала долгая тишина, а затем, наконец, топот пары ботинок.

Тор отправился в кровать.

Кто это, можно было определить по более тихому звуку. Шаги были медленными и относительно легкими для Брата. Тор работал над тем, чтобы вернуть себе былую форму, но еще не был готов выйти на поле боя, что было необходимо. Ему нужно было набрать пятьдесят фунтов мышечной массы, прежде чем ввязаться в какое-нибудь дело и встретиться лицом к лицу с врагом.

Мимо больше никто не пройдет. Лэсситер, а-ля золотистая тень Тора, не спал, поэтому обычно ангел оставался внизу в бильярдной и смотрел телевизор. Что-то вроде тестов на установление отцовства на Маури и «Народный Суд» с судьей Милианом, а также марафон «Отчаянных домохозяек».

Тишина… тишина… тишина.

Когда его начал раздражать звук собственного сердцебиения, Джон протянул руку, включил свет и откинулся на подушки, опустив руки. Он не разделял увлечение Лэсситера телевизором, но это было лучше, чем тишина. Пошарив среди пустых бутылок, Джон нашел пульт дистанционного управления и нажал кнопку «питание». Последовала пауза, словно эта штуковина забыла свое предназначение, но затем появилось изображение.