Линда Гамильтон, с ее натренированным телом, несется по коридору. В дальнем конце коридора раскрываются двери лифта…, и показываются коротко стриженный темноволосый мальчуган и Арнольд Шварценеггер[18].

Джон нажал на кнопку «питание» и изображение исчезло.

В последний раз он смотрел этот фильм с Тором… когда Брат забрал его из унылого, жалкого существования и показал Джону, кем он является на самом деле… перед тем, как их жизнь затрещала по швам.

В мире людей, когда Джон еще находился в приюте, он всегда знал, что был другим… и в тот вечер Брат ответил ему на вопрос «почему?». Мелькнувшие клыки все объяснили.

Тогда, естественно, не было причин тревожиться о том, что ты знаешь, кем или чем являешься, ведь ты всегда это знал. И Тор сидел рядом с ним, смотрел телевизор, отдыхал, даже тогда, когда ему приходилось это чередовать с уличными сражениями и ухаживанием за своей беременной шеллан.

Это было самым лучшим, что кто-либо и когда-либо для него делал.

Вернувшись в реальность, Джон положил пульт на край столика и повернулся, опрокинув одну из бутылок. Когда из нее полились остатки бурбона, он протянул руку и схватил свою футболку, чтобы вытереть беспорядок. Что собственно было бесполезно, так как остальная часть комнаты превратилась в свалку из Биг Мака, картошки фри и диетической колы.

Но все же, он сделал это.

Джон вытер со стола, поднимая одну бутылку за другой, а затем немного выдвинул ящик…

Бросив футболку на пол, он протянул руку и достал древний дневник в кожаном переплете.

Эта вещица пробыла у него уже шесть месяцев, но Джон так и не открывал ее.

Это была единственная вещь, доставшаяся ему от отца.

Так как ему нечего было делать и некуда спешить, он перевернул страницу. Они были сделаны из пергамента и пахли стариной, но чернила по-прежнему оставались разборчивыми.

Джон подумал о тех записках, которых в «У Сэла» писал для Треза и Айэма и задался вопросом, похож ли его почерк на почерк отца. Так как записи в дневнике были сделаны на древнем языке, то не было способа это проверить.

Сосредоточив взгляд своих уставших глаз на странице, он начал изучать символы, как штрихи чернил выводили их форму. Исправлений и зачеркиваний не было, и хотя страницы не были разлинованы, его отец создавал ровные, аккуратные строчки. Джон представлял, как Дариус склонялся над страницами и писал при свете свечи, погружая гусиное перо…

Его прошила странная дрожь, заставив задуматься, не болен ли он…, но тошнота мгновенно прошла, когда Джон увидел образ.

Огромный каменный дом, мало отличающийся от того, в котором они сейчас жили. Комната, обставленная изысканными вещами. Торопливая запись на страницах дневника была сделана за столом перед грандиозным балом.

Теплый и мягкий свет свечи.

Джон тряхнул головой и продолжил листать. Иногда, переворачивая страницы он, не только рассматривал линии символов, но и начинал вчитаться в них…

Цвет чернил сменился с черного на бурый, когда его отец описывал свою первую ночь в военном лагере. Как он замерз тогда. Каким был напуганным. Как сильно скучал по дому.

Каким одиноким себя чувствовал.

Джон сопереживал мужчине, оказавшемуся в том месте, где не было разделения между отцом и сыном. Несмотря на огромный промежуток лет и расстояние в целый континент, он словно ощущал себя в шкуре своего отца.

Да. Он был точно в такой же ситуации: во враждебной реальности с множеством темных углов… и не было родителей, которые бы поддержали его, когда умерла Вэлси, а Тор превратился в живой, дышащий призрак.

Трудно было сказать, в какой именно момент его веки опустились и остались в таком положении.

ГЛАВА 8

СТАРЫЙ СВЕТ, ВЕСНА, 1671 ГОД

Дариус материализовался в густом лесу, принимая форму рядом с входом в пещеру.