— Великолепно! — Он откинулся на подушки, вновь невольно активизировав мои идеи насчет чудного приключения среди них. — Значит, у вас гораздо больше шансов выучить арабский, чем у меня — нидерландский!

— Зачем? Зачем вам учить нидерландский?

— Например, из солидарности с вами. Вам же придется выучить мой родной язык.

— Которым вы неважно владеете?

— Ч-ш-ш… — Он приложил свой дивный палец к своим еще более дивным губам. — Это государственная тайна!

Я понимающе улыбнулась и сделала глоток чаю.

Не поднимаясь с подушек, он потянулся к этому самому кишмишу, кончиками пальцев взял самую малость и отправил к себе в рот. От его движений меня опять окатило жаркой волной.

— Ну что, мадемуазель ван Вельден? Значит, завтра с утра я присылаю к вам учителя арабского языка?

— Завтра? С утра? Но, простите, я вообще не вижу для себя в этом такой уж большой необходимости!

— А как вы собираетесь работать на моем телевидении? — Он подложил одну руку себе под голову и откровенно наслаждался моей растерянностью.

— Работать на вашем телевидении? Но ведь, кажется, я приехала, чтобы подготовиться к съемкам лишь цикла программ о вашей стране. И пока еще речи не шло, чтобы я сама была в кадре. Даже если и так, существуют профессионалы, чтобы озвучить все хоть на арабском, хоть на каком угодно языке.

— А вот мне, мадемуазель ван Вельден, угодно, чтобы по-арабски говорили вы!

Я захлопала глазами.

— Как это понимать? Это обязательное условие контракта?

— Понимайте как угодно, но это мое условие. Моей стране нужен национальный образовательный канал, и я хочу, чтобы его возглавили вы.

— Я? Возглавить канал?

— Почему бы и нет, мадемуазель ван Вельден? Моему отцу не было и двадцати восьми, когда он возглавил страну. А вам уже почти тридцать, и нужно возглавить всего лишь телеканал, которого на сей день пока вообще не существует.

Я потянулась к свой чашке, но она была пуста.

— Еще чаю, мадемуазель ван Вельден?

— Да, пожалуйста.

Он хлопнул в ладоши. Явился человек в чалме. Наполнил мою чашку и, как обычно, исчез. Я стала пить чай, но не чувствовала ни вкуса, ни его температуры. Кажется, я заглотала чашку залпом. Он опять спросил, не хочу ли я еще.

— Можно, я налью себе сама?

— Извольте. И заметьте, с решением я вас не тороплю.

— По поводу канала или арабского языка?

Ответом была ироничная улыбка.

— Простите, ваше высочество, но я ничего не понимаю. Выходит, цикл программ вам не нужен, а нужен кто-то, кто бы создал новый образовательный канал?

Он молча улыбался с тем же видом.

— Но, посудите сами, как я могу создавать национальный образовательный канал в совершенно чужой для меня стране?

— Мадемуазель ван Вельден, это сегодня моя страна для вас чужая. А снимете полсотни программ, выучите язык, и ваше отношение к ней, уверяю вас, изменится. Вы — бельгийка, родились и выросли в Генте, но ведь во Франции не чувствуете себя чужой? Даже говорить-то не желаете ни на каких других языках, кроме французского. Не так ли? Туше, дорогая гостья?

Я вздохнула и смело посмотрела на него.

— Значит, цикл программ я все-таки буду снимать?

— Обязательно! И вы получите любую информацию, потому что в моих же интересах, чтобы не случилось искажения фактов. Во дворце есть богатейший архив, его документы без сомнения будут вам полезны. Многое, касающееся истории и социальных структур, имеется также на английском языке. При архиве есть библиотека.