Выпрямившись, я поймала лучащийся взгляд больших изумрудных глаз – в них словно отражались огоньки всех свечей разом. Нежный абрис лица, чувственные губы и россыпь веснушек на щеках. Одета фаворитка была в медового цвета платье, отороченное снизу и на рукавах коричневым мехом. На груди и в ушах – массивные украшения из янтаря, подчеркивавшие нежную с персиковым отливом кожу.

И сдалась Герхильду ари, когда у него под боком такое сокровище.

Ее сиятельство изобразила нечто вроде книксена: едва согнула колени и тут же царственно распрямилась. Стала пристально нас оглядывать, обходя каждую по кругу. Просвечивала взглядом, словно рентгеном, от макушки до самых пят и при этом не произносила ни звука. Алианы тоже почему-то молчали и, если и были недовольны столь бесцеремонным досмотром, виду не подавали.

Во мне же вспыхнуло раздражение. Мало того что утром Герхильд разглядывал нас, как товар (ладно, не нас, а их; я в поле зрения его отмороженности почти не попала), так теперь еще и эта пялится так, словно рабыню себе выбирает. Этакую Золушку на побегушках.

– Может, монокль дать? – поинтересовалась с улыбкой. Наверное, она вышла несколько ядовитой, потому что графиня наморщила идеальный носик и резко притормозила.

Приблизившись ко мне вплотную, уперлась в меня немигающим взглядом. Теперь в ее глазах отражалось не согревающее пламя, а щетинились ледяные осколки. У Герхильда поди нахваталась.

– Эсселин Сольвер, полагаю?

– Вы полагаете верно.

Далива нахмурилась, отчего у нее на переносице обозначилась глубокая складка. Поджала губы, и те вытянулись в тонкую блеклую нитку.

Гримаса недовольства ее сиятельству явно не шла, портила эту совершенную красоту.

Отступив на несколько шагов, графиня гордо вздернула подбородок и проговорила, обращаясь ко всем нам:

– На протяжении следующих недель вы будете находиться под неусыпным надзором. За вами днем и ночью будут следить слуги, придворные, наследник, эссель Тьюлин. И я, – жесткой усмешкой подчеркнула свои последние слова. – Смысл моей жизни заключается в том, чтобы служить его великолепию и помочь ему сделать правильный выбор.

«Какой-то ограниченный и унылый смысл», – отметила я про себя.

А Далива тем временем вдохновенно частила:

– И я сделаю все возможное, чтобы ари стала достойнейшая из достойнейших. А те, которые, по моему мнению, окажутся недостаточно хороши для Скальде, – и снова я удостоилась внимания приближенной к королевскому телу шлю… многоуважаемой эсселин, – долго в Ледяном Логе не загостятся.

Я совершала ошибку за ошибкой. Впору рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом. Вместо того чтобы заручиться поддержкой этой выпендрежницы, опрометчиво брошенной фразой построила между нами стену.

Следовало вести себя, как вела бы Фьярра: быть кроткой и предупредительной. Вот только беда в том, что я не Фьярра. И хоть разумом понимала, что от моего поведения зависит наше с Лешей будущее, измениться за каких-то несколько дней не могла.

Меня тошнило от того, что приходилось пресмыкаться перед Блодейной. Вертеть хвостом перед тальденом. Еще и любовнице его в рот заглядывать? Нет уж, увольте. Я не хочу и не буду потворствовать их средневековым замашкам! А начнет ставить мне палки в колеса – пожалеет, что на свет родилась и связалась с землянкой.

Правда, я еще не представляла, как в случае чего буду устранять проблемы в лице ее сиятельства и ей подобных. Но внутренний страстный монолог помог воспрянуть духом и приободриться. В иные моменты, если захочу, я могу быть очень изобретательной.

– Надеюсь, мы друг друга поняли, эсселин. Приятного вам вечера, – бросила на прощание графиня с таким видом, словно объедки со стола швырнула крутившимся у ее ног болонкам.