Хорошо, я согласна — пусть каждому свое, но где же для меня мое? Чем быстрее ползу к морю, тем дальше оно отодвигается. Неужели придется остаться здесь, на песчаном берегу, в полном одиночестве и превратиться в ящерицу? Нет! Где-то неподалеку должен быть Лимон, как же я могла о нем забыть. Полный рот песка мешает кричать, но я все же кричу и.., просыпаюсь.

Лимон сидит рядом в кресле и гладит меня по голове. Боже, какое счастье! Целую его руку и вздрагиваю, на запястье синими буквами выколото: jedem das Seine. Пытаюсь вспомнить, что это значит, и не могу. Спрошу когда-нибудь потом…

Оказывается, я проспала все на свете. Приносили обед, но Лимон не стал меня будить. А через несколько минут наш самолет приземлится в Афинах.

Там двадцать градусов тепла. Что же я буду делать в своей шубе? Лимон в ответ напряженно смеется.

Мы оба приникаем к иллюминатору. Внизу под нами голубое с темно-синими пятнами море, почти такое же, какое мне приснилось. Самолет резко снижается, и уже видны белые игрушечные домики на берегу. Еще немного — и, легко ударившись о взлетную полосу, самолет приземлился. Я взглянула на Лимона. Бледность его лица меня поразила. Наверное, он и сам чувствует это, потому что говорит:

— Странно, что долетели…

— Почему? — не понимаю я.

— Потому что я ей не верю, — еще более странно отвечает он.

Я снова напрягаюсь. Какая-то тайна, возникшая еще во сне, продолжает преследовать меня.

Лимон от волнения тянется за сигаретой, но в проходе возникает стюардесса и сообщает, что полет закончен, будто и так не ясно. Пассажиры со вздохами облегчения вскакивают с мест и возбужденно начинают переодеваться. Лимон, оказывается, забрал из верхнего шкафчика плащ, выбранный мною в магазине Хромого. У богатых свои привычки. Что до меня, то уж со своей норкой ни за что не расстанусь. Жалко, что Наташкину пришлось оставить в Москве. Плевать мне на жару. Элегантно набрасываю шубу на плечи и вслед за Лимоном направляюсь к выходу. Он ступает одной ногой на трап и застывает в нерешительности. Из-за его мощной спины ничего не вижу. Поднимаюсь на цыпочки, гляжу через плечо. Внизу, у трапа, в открытой красной машине сидит худенькая женщина и, приподнимая большие круглые темные очки, приветливо машет рукой. Неужели нам? Толкаю Лимона:

— Это нас встречают?

— Встречают, — глухо отвечает он.

Его плечи приподнимаются, словно он готовится вступить в драку с каким-то невидимым врагом.

И, не оглядываясь на меня, медленно, даже как-то неуверенно, начинает спускаться вниз. Пассажиры, уже успевшие забраться в автобусы, с любопытством наблюдают за нами. Я некоторое время продолжаю стоять. Теперь мне хорошо видны и красная машина, и женщина, сидящая в ней. Стюардесса обнимает меня за талию и спрашивает:

— Это вас встречают?

— Нас! — с вызовом отвечаю я и устремляюсь за Лимоном.

Он уже подошел к машине и о чем-то разговаривает с встречающей нас дамой. Первое, что я услышала, приблизившись к ним, вопрос, заданный надменным и слегка насмешливым тонким голосом:

— Откуда эта вешалка?

— Со мной, — односложно сообщает Лимон.

Я от неожиданности теряю дар речи. Ничего себе заявочка! «Да кто она такая?!» — внутренне возникаю я. Но язык не поворачивается ответить что-нибудь эдакое.

— Не ожидала, — строго заключает она.