– Ладно, ты не дрожать. Я найти Садат и все у нее узнать.

– Благодарю, гэл Макора, – подняла на нее полные слез глаза. – Вы ко мне очень добры.

– Не должны девочки страдать, неправильно это. У меня тоже быть дочь. Хорошенькая уродиться, клыки аккуратненькие, волосы густые, черные, фигура всем на зависть, правда, быть мельче всех наших, – и скорее отвернулась к плите.

– И где теперь ваша дочь? – отпила сладкого отвара.

Однако орчанка лишь махнула рукой.

– Работать будешь здесь, у меня, – произнесла не своим голосом, – как я узнать, что от повитухи, рассказать тебе.

– Хорошо.

– Габан, габан… давай ка, почистить мне кореньев. Ужин не за горами. Оруки когда голодные, злые.

Эйва быстро допила отвар и побежала в холодный погреб за кореньями. Уж очень хотелось остаться в кухне, да еще и рядом с этой большой, но как оказалось, добродушной орчанкой. Чего не скажешь о Фарате, смотрительница одним своим видом пугает. Ясно и понятно, она людей на дух не переносит, но вынуждена терпеть, работа такая.

Через час наконец то закончила с кореньями – начистила целую корзину, которую даже поднять не смогла, так волоком и потащила к столу Макоры. И вдруг уперлась во что то твердое, а обернувшись, чуть в корзину не шлепнулась от страха. Напротив стоял Тарос. Стоял и смотрел на нее с легкой усмешкой. Эйва в свою очередь точно оцепенела. Да он преследует её.

– Сегодня ты отнести мне ужин, – склонился, взял корзину и поставил на стол.

– Не понесет она тебе ужин, – раздался голос поварихи, – Фарата строго настрого запретила выпускать ее из кухни.

– А если понесет? Ты что же, побежишь докладываться? – уперся кулаками в стол.

– Я не побегу, колени уже не те, – улыбнулась, – побегут другие. За ней присматривают, бэр Тарос. Оставь девчонку в покое. Она незрелая, понимаешь? – заговорила тише. – Не сможет она быть с таким, как ты.

– А с вожаком, значит, сможет?

– И с ним не сможет.

– Я ее чую, она готова к…

– Не готова, – посмотрела на него строго, даже зло, – угробишь ее и все. В первую же постель.

– С чего такая уверенность? – сложил руки на груди.

– Уж я знаю, о чем говорю. На белом свете живу не первый день.

– Не ты ли послала ее ко мне?

– Послала отнести миску с едой, а не в постель лечь, не путай. А коль понравилась она тебе, веди себя не как привык. Жди.

– И дождусь только одного, как Фарата подложит ее под Кархема, – так же прошептал, – вижу, ты прониклась к ней. Так помоги, поговори со смотрительницей. Я девчонку не обижу.

– Она меня слушать не станет. Я ей не указ. Нужно, иди и сам говори.

Тогда Тарос повернулся к Эйве, до чего ему хотелось подойти к ней, вдохнуть запах. Самка так и не идет из головы, всю прошлую ночь промаялся. Желание ощутить её не смогла погасить ни одна из наложниц. Какое то наваждение, иначе не назовешь.

– Ладно, – буркнул себе под нос и поспешил на выход.

А Эйва растерянно посмотрела на Макору.

– Хотеть он тебя, – пожала та плечами, – сильно хотеть.

– И что же мне делать?

– Сидеть тут и слушать меня. Бэр Тарос воин достойный, вожак его уважать, потому воровать он тебя не станет, а вот выменять попытаться.

– Выменять? – принялась выкладывать коренья из корзины.

– Да. Бэкда. Или по вашему, как там, – задумалась, – а, обмен. Оруки любить обмен. У нас так жен выменивать. Орук тащить много подарков родителям невесты. И чем красивее оручек, тем больше подарков. Помнить я один случай. Орук так хотеть жениться на одной красавице, что подарить ее семье целых два гулума всякой всячины.