— Мы не знаем, где они находятся. Мы даже не знаем, где мы находимся!

— Мы это выясним. Мы добрались сюда, не так ли? Мы выбрались из той комнаты, где оказались после смерти. Вы, ребята, построили эту фабрику, это сообщество. Сейчас настало время сделать следующий шаг.

Он видел страх в их глазах, и ему это нравилось.

Он помнил, каково это — быть застреленным, помнил удовлетворение на лице жирного ублюдка, который выбил пистолет из его руки, и больше всего на свете хотел мести. Он подумал о том, как Уитни Хьюстон выбивает дерьмо из Ричарда Никсона. Если бы они могли обуздать этот гнев — вернуться в комнату и собрать тех, кто был наполнен такой яростью, — они могли бы собрать боевую силу, которую было бы невозможно остановить, состоящую из солдат, которых нельзя убить, потому что они уже мертвы.

Он улыбнулся про себя. У живых не будет ни единого шанса. Они были в меньшинстве, миллиарды к одному, и они автоматически войдут в состав противника, когда умрут. Это идеальный план.

Члены Совета склонили друг к другу головы, перешептываясь и совещаясь; наконец председатель встал, откашливаясь:

— Мне очень жаль. Думаю, мы совершили ошибку, пригласив вас сюда. Мы бы хотели, чтобы вы ушли.

— Заткнись, мать твою.

Старик был застигнут врасплох:

— Прошу прощения?

— Ты слышал, что я сказал.

Он пересек комнату, схватил председателя за шиворот, швырнул на пол и занял место во главе стола. Двое членов Совета встали со своих стульев, чтобы помочь старику, но он остановил их, подняв руку.

— Не трогайте его. Он может остаться или уйти, но командую теперь я. Я — главный.

Он оглядел сидящих за столом, чтобы понять — не захочет ли кто-нибудь бросить вызов, но никто не смотрел ему в глаза.

Он сделал глубокий вздох, чувствуя себя замечательно.

Может и не было ни бога, ни дьявола.

До сих пор.

Но будет.

Он улыбнулся сам себе.

О да, так и будет.