Изменить размер шрифта - +
Одни – завершили спортивную карьеру и осели на необъятных просторах Америки, другие – продолжали играть, но, остепенившись, обзавелись семьями и детишками. Если так разобраться, то из старого состава их команды лишь он один с таким упорством прожигал жизнь.

 

– Что ты сказал?

– Здесь становится скучно, – проорал Пит, – мы думаем перебираться. Парни говорят, что неподалеку будет угарная пенная вечеринка. Ты с нами?

Богдан посмотрел на часы. Вообще то завтра он обещал сыну полет на дельтаплане вдоль побережья. Ему бы выспаться, как следует, но возвращаться домой почему то совершенно не хотелось.

– Куда я денусь… Погнали.

Вся ночная жизнь в Ситжесе – череда непрекращающегося веселья, танцев до упаду и жаркого секса. То, что нужно ему сейчас, чтобы остыть. От одного клуба до другого – рукой подать. Он даже не успел проветрить голову, как снова попал в самый эпицентр беснующейся толпы. Заказал пиво. Окинул взглядом о чем то спорящих парней и снова уткнулся взглядом в барную стойку.

Богдан хотел отвлечься от тех воспоминаний, которые все чаще тревожили его душу – и не мог. С тех пор, как обезумевший фанат ворвался в его дом, угрожая хозяину пистолетом – его жизнь навсегда перевернулась. Точнее, необратимые изменения в ней назревали уже давно, а тот идиотский случай просто стал для Богдана последней каплей. Единственным, о чем он мог думать, глядя в черное дуло глока, так это о том, что так и не успел познакомиться с сыном. Не набрался смелости, хотя имел десятки возможностей. Сколько раз он брал в руки трубку и… трусливо откладывал её в последний момент? Десятки… а, может, сотни. Он так боялся не справиться, что вообще все на свете просрал.

– Эй, сладенький, пойдем, потанцуем…

Богдан обернулся и чуть не упал со стула. Напротив него стоял трансвестит, чья рука с хищным неоново оранжевым маникюром в этот самый момент довольно таки бесцеремонно поглаживала его между ног.

– Извини, конфетка. Я не по мальчикам. – Богдан отвел руку транса от собственных яиц и, спрыгнув с высокого барного стула, наконец, удосужился осмотреться.

– Где ты здесь видишь мальчика, здоровяк? – манерничал транс, потряхивая перед Связерским своим впечатляющим бюстом.

– И правда. Это я не подумал. Не хочу тебя обидеть, крошка, но ты бы лучше поискала, кого нибудь, кого заинтересуют твои причендалы.

Не задерживаясь больше ни на секунду, Богдан подошел к Питу:

– Ты в курсе, что мы забрели в самый голубой клуб города? – прокричал он.

Пит оторопело оглянулся. На секунду его глаза расширились, а после он согнулся в поясе и, колотя себя по ляжкам руками, заржал:

– Извини, бро… Я не вникал в детали.

– Я сваливаю, Пит. А вы берегите задницы…

– Эй, чувак, веселье только начинается!

– Я – пас.

– Гомофоб!

Богдан продемонстрировал приятелю вытянутый палец и, развернув бейсболку козырьком вперед, пошел к выходу. Гомофобом он не был. Его просто достала вся эта кутерьма. А мужская широкая ладонь, сжавшая его яйца – не прибавила настроения. Он поймал такси и, назвав водителю адрес арендованной виллы, уставился в окно.

От слетевшего с катушек фаната его спасло неожиданное возвращение друга. Тот забыл у него ключи от тачки, а когда вернулся – вовремя просек, что к чему, и обезвредил преступника, вырубив того клюшкой для гольфа. Потом была полиция, суд и приговор. Жизни Богдана больше ничего уже не угрожало. Но… все изменилось. Да.

Он все чаще возвращался мыслями в то далекое лето, перед драфтом. Столько лет прошло, а кажется, что это было вчера. Его самое счастливое лето…

Ритка… Она была в его жизни, кажется, всегда. Единственная, кто нормально к нему относился еще до того, как он стал подающим надежды спортсменом.

Быстрый переход