Лидия Чарская. Мой принц
ГЛАВА 1
Длинный, длинный коридор, по обеим сторонам которого высокие, большие двери с надписями: «библиотека», «музыкальный класс», «репетиционная»… В самом конце, над дальней дверью, небольшой образ, здесь домовая церковь. Осеннее солнце белыми зайчиками играет на квадратиках паркета. Я останавливаюсь у третьей двери направо, с небольшою вывескою: «канцелярия». Там, за дверью, моя судьба. Я похолодевшею рукою дотрагиваюсь до медной ручки. Когда дверь распахивается, я точно проваливаюсь в какую-то бездну. «Ну, Лида Воронская-Чермилова, крепись! Ты сама жаждала этого, — повторяю я мысленно. — Никто не толкал тебя сюда. Собери же все твое мужество, вспомни, ради кого ты пришла завоевывать труднодостижимое, и крепись». Но, как ни стараюсь я подбодрить себя, мои колени подгибаются, а руки дрожат. Первое, что бросается мне в глаза, это большой письменный стол, перед ним широкое кресло. В кресле — господин в синем вицмундире, плотный, с тонко закрученными длинными усами и быстрым живым взглядом карих глаз. Совсем как институтский преподаватель. И совершенно упустив из вида, что мне двадцатый год, я отвешиваю незнакомому господину самый «непозволительно-низкий» реверанс, точно я какая-нибудь пятиклассница-институтка. Затем, поняв свою ошибку, нелепо складываю руки «коробочкой», как это делают институтки, когда им приходится выслушивать выговор начальницы и инспектрисы, и молчу, вытаращив глаза на господина в синем вицмундире. А в голове невидимые молоточки стучат: «Кончено! Осрамилась! Совсем осрамилась на веки веков и бесповоротно. О, глупая, трижды глупая Лида!» Вероятно, я представляю собою довольно комичное зрелище, потому что легкая улыбка появляется у господина в вицмундире. Он привстает со своего места и ободряюще говорит: — Вы, вероятно, желаете быть допущены к конкурсному экзамену и подавали прошение? Ваши бумаги здесь? — Да, — говорю я так, точно от моего ответа зависит жить или умереть, — я послала сюда прошение и бумаги. — Ваша фамилия? — обращается он ко мне с вопросом, роясь в то же время в кипе бумаг на письменном столе. — Лида Воронская, — выпаливаю я как-то уж слишком быстро и цепенею от ужаса. Какая же я Лида, да еще Воронская, когда мое настоящее имя Лидия и уже второй год я больше не Воронская, а Чермилова! Я хочу поправить свою ошибку и начинаю лепетать что-то. Слава Богу! Господин в синем вицмундире ничего не замечает. Он ищет мое прошение среди вороха бумаг и не находит. — Странно! Гм! Очень странно! — говорит он. — Прошения Лидии Воронской здесь нет. — Ну, конечно! — отвечаю я, мгновенно приходя в себя. — У вас и не может быть прошения Лидии Воронской. — То есть, что вы хотите этим сказать? Проницательные глаза его смотрят строго, почти сердито. — Ах, извините, — роняю я безнадежно, — я… я… ошиблась… я… не Лида Воронская, а Лидия Чермилова… Воронская — это моя девичья фамилия. А я замужем. — Замужем? — спрашивает удивленно «вицмундир». — Такая молоденькая и уже замужем! В лице его я вижу сомнение, правду ли я говорю. Тогда я быстро начинаю объяснять ему, что мне скоро двадцать лет, что замужем я уже почти два года, что я мать шестимесячного мальчика и что решила работать для моего ребенка; хочу, во-первых, сама, своим трудом, поднять его на ноги, а во-вторых, хочу добиться славы, чтобы мой ребенок мог впоследствии гордиться своею матерью, и вот, по этим двум причинам, прошу зачислить меня на драматические курсы. |
