Он встал и позвонил в колокольчик; вошел слуга, выслушал приказание, отданное ему тихо, и опять вышел. Настало молчание, равно тягостное для всех. Рандаль между тем обдумывал в уме своем, какие доказательства могли быть приведены против него, и ни одного не мог себе представить. Между тем двери в гостиную отворялись и слуга доложил:

– Граф ди-Пешьера.

Если бы бомба пробила в это время крышу дома и упала посреди комнаты, то она не произвела бы такого сильного впечатления, как появление графа. Гордо подняв голову, с смелым выражением на лице, со всем наружным блеском манеров, граф вошел в средину кружка и после легкого вежливого поклона, относившегося ко всем присутствующим, стал обводить взором комнату с ироническою улыбкою на устах, с полною самоуверенностью и хвастливостью человека, опытного на поприще интриг и притворства.

– Герцог, начал граф, обратившись к своему изумленному родственнику и произнося слова твердым, ясным голосом, который громко раздавался в комнате: я возвратился в Англию, вследствие письма милорда л'Эстренджа и в тех видах, чтобы требовать от него удовлетворения, какие люди, подобные нам, всегда дают друг другу, с чьей бы стороны и по какой бы причине и была нанесена обида. Теперь, прекрасная родственница…. и граф с легкою, но важною улыбкою поклонился Виоланте, которая при первых словах его хотела было закричать: – теперь я оставил это намерение. Если я слишком поспешно принял старинное рыцарское правило, что в деле любви всякая уловка похвальна, то я должен согласиться с лордом л'Эстрэнджем, что я противодействие подобным уловкам имеет похвальную сторону. Вообще, мне кажется, – более кстати смеяться над моею печальною фигурою побежденного, чем признаваться, что я чувствительно оскорблен происками, имевшими более счастливые исход в сравнении с моими. Граф остановился и глаза его подернулись облаком грусти, что очень мало гармонировало с шуточным тоном его речи и развязною дерзостью его манеров.– Ma foi! продолжал он:– да позволено будет мне говорить таким образом, потому что я деспотично доказал свое равнодушие к опасностям, которым когда либо подвергался. В последние шасть лет я имел честь десять раз драться на дуэлях, имел несчастье ранить шестерых из моих противников и отправить на тот свет четверых, которые были самыми любезными и достойными джентльменами под луною.

– Чудовище! проворчал пастор.

Сквайр вздрогнул и механически ощупывал свое плечо, которое было ранено пулею капитана Лэнсмера. Бледное лицо Рандаля сделалось еще бледнее и глаза его, встретившись с дерзким взором графа, невольно потупились.

– Но, продолжил граф с жестом, выражавшим полную изящества угодливость:– я должен благодарить теперь л'Эстренджа, который мне напомнил, что человек, поставивший собственное мужество вне всякого сомнения, не только должен просить извинения, если он оскорбил другого, но должен сопровождать свое извинение каким бы то ни было удовлетворением. Герцог Серрано, я пришел сюда собственно с этою целию. Милорд, вы изволили выразит желание сделать мне некоторые важные вопросы, касающиеся герцога и его дочери; я буду отвечать с полною откровенностью.

– Monsieur le Comte, сказал Гарлей, – полагаясь на вашу снисходительность, я прошу вас, во первых, объяснить мне, кто открыл вам, что эта девица жила в доме моего отца?

– Открывший мне это стоит перед вами – мистер Рандаль Лесли.