Начался мор. Гробницы скоро переполнились. Пришлось вырубать новые.

    Через две седмицы сделали первую вылазку. Пошли днем, когда разбойники и солдаты Антигона разомлели от жары и спали. Некоторых убили, остальных отогнали и опустошили придорожный источник, вычерпали до дна, таская воду в крепость за десять стадий кувшинами, мехами и даже корытами для омовений. И когда опомнившиеся разбойники вернулись, мало кто из воинов решился выпустить кувшин и взяться за меч…

    Еще через две седмицы вылазку попытались повторить, но безуспешно – их ждали. Да и в ложе источника разбойники побросали тела погибших.

    Тогда в отчаянии Иосиф решил отправить две трети своих воинов под командованием Ферора прорываться в Эдом, в Петру, чтобы испросить подмогу. Он не знал, что эдомитяне уже предали и Ирода, и всех, кто были с ним. Самому Иосифу, Мариамне, другим родственникам Ирода, горожанам и последним воинам оставалось лишь ждать и молиться о легкой смерти. Грязи в исчерпанных цистернах было уже ниже колена.

    И вот когда готовы были открыть ворота и выпустить отряд, и закрыть ворота снова, издали донесся рокот. Небо над головами стремительно темнело и наполнялось тучами.

    Прилетел дикий холодный ветер, хлынул дождь, сменившийся градом. Через несколько часов все бассейны и цистерны были полны, а дождь не прекращался. Дорога превратилась в реку, в которой тонули не успевшие убраться на возвышенность разбойники. Казалось, Бог не в силах был уже выносить злодеяния людей и наслал новый потоп…

    Всю ночь ливень хлестал изо всех сил; никто бы не удивился, обнаружив наутро вокруг сплошное море. Но нет: утром лег густой непроглядный туман; ливень же сменился редким крупным дождем, словно капли падали с ветвей невидимых деревьев.

    Масада вновь была неприступна.

    Тем временем в Тир прибыла семья Антигона: жена и две дочери; одной было шесть лет, другой – двенадцать. Как звали жену царя и его младшую дочь, я помню нетвердо; кажется, царицу звали Филона. Или Филомена. Младшая дочь умерла, и имя ее стерлось из моей памяти. Старшую дочь звали Антигоной, и вот этого я никогда не забуду.

    Почему царь удалил их от себя, точно неизвестно. Ходили разные слухи. Думаю, он просто убрал их из очень опасного места, каким стал Иерушалайм, в сравнительно безопасное – Тир.

    Очень скоро Дора и Филомена (пусть будет так) познакомились и подружились. Надо полагать, Дора в те дни очень не любила Ирода и выражала нелюбовь всячески. Получился странный союз: порочная последовательница Сафо, пьющая вино, сочиняющая возмутительные стихи и открыто живущая с черной рабыней, – и тихая богобоязненная царица, похожая на испуганного хомячка; казалось, что она никогда не снимает черный парик и золотую головную повязку.

    Познакомились и Антипатр с Антигоной. Ему было шестнадцать, ей – только что исполнилось тринадцать. Рядом с бешеным Антипатром сама собой начинала дымиться и тлеть пакля; Антигона казалась тихой и кроткой, как голубка. Им хватило одного взгляда друг на друга…

    Матери начали что-то подозревать и к чему-то подспудно готовиться, но тут пришла весть о том, что Рим признал царем иудейским не Антигона, а Ирода. Что произошло дальше, представить легко, а понять невозможно: дружба цариц немедленно превратилась в пылающую безудержную вражду, и вскоре пролилась кровь: племянник Доры при множестве свидетелей зарезал сводного брата Филомены и бежал в Эдом.