Когда младенец, утомившись, засыпал, все стояли рядом и слушали, как он дышит…
Когда он порозовел, все робко заулыбались. А когда первый раз заплакал – заплакали сами.
Потом произошло еще одно настоящее чудо: у мамы появилось молоко. Те, кто понимал, в чем состоит чудо, молились молча, а остальные – хозяева дома, кормилица, соседи – просто порадовались, что у таких симпатичных людей теперь все будет хорошо.
Иосиф продал красивых и дорогих мулов, купил двух осликов, а на разницу принес богатую жертву. На самом деле кое-какие деньги появились и без того, Эфер их привезла, но появление денег следовало объяснить людям…
На восьмой день по рождении положено совершать обрезание крайней плоти, но старый равви бен-Хашавия, приглашенный прежде всего для совета, предложил повременить с обрядом и подождать поры, когда младенец станет совсем здоров, ибо ждал же Господь сорок лет, пока Моисей водил народ по пустыне необрезанным, и не отвернулся от народа. Иосиф с благодарностью принял совет, так что обрезали младенца уже в Еммаусе, и в доме был веселый пир, на котором ели, пили, плясали и пели все соседи и родственники, и эти песни и музыка заглушили на время вой волков или собак на пустошах, хохот сов и другие звуки страха. Даже ветер перестал в тот вечер гнуть деревья, даже дождь обошел стороной наш город.
Младенец перенял имя умершего в моровой год старшего сына Иосифа, Иешуа. Многие родственники потом говорили, что они необыкновенно похожи и лицом, и характером. Но это, наверное, путаница в воспоминаниях; такое случается чаще, чем принято думать.
Тем временем царь Ирод доживал свои дни. Оронт говорил, что он изучил все описания болезни и так и не пришел к окончательному выводу о природе ее. То есть он не сомневался, что в основе всего лежала смесь растительных и минеральных ядов, действующих медленно и как бы последовательно выпускающих друг друга на арену из клетки. Значительно более простая, хотя и похожая по сути комбинация погубила Ферора… Но какие именно яды применила хитроумная Антигона, не мог сказать даже Оронт, не сомневавшийся в самом отравлении ни на миг; что говорить о других врачах, которые по разным причинам отравление отрицали?
Я не буду описывать язвы Ирода, потому что уже многие сделали это со сладострастием; не желаю уподобляться им. Он умирал в сознании и в отчаянии. Припадки умственной слабости следовали один за другим, сменяясь яростью бессилия. Ироду не хватало мудрого наставника в смерти.
Шумные и слезливые жены кругом, тщетно скрывающие жадную радость дети…
Не этого он хотел для себя. Не этого.
Лишь Антигона была с ним постоянно, безотлучно. Неизвестно, когда она спала и спала ли вообще. Домашние полагали, что так она пытается отмолить приговоренного к смерти мужа.
Но она, наверное, даже и забыла про мужа. Ей важно было не упустить момент, когда уже можно будет все открыть, медленно, мучительно, в подробностях – и в то же время не дать Ироду упоить свою погибающую душу даже самым маленьким глотком самого ничтожного возмездия – например, смертью самой Антигоны…
В те дни, когда готов был родиться Иешуа, Ирод начал последнее в своей жизни путешествие. Случилось так: опьяневшие от безнаказанности молодые фарисеи из двух больших столичных бет-мидрашей – в основном ученики, но с ними было и два наставника, раббуни Маттафия бен-Маргалаф и рабби Иегуда бен-Сараф (а имя Сараф означает «змея»), – осквернили Храм. Ослепленные ненавистью и невежеством, наставники сочли сами и убедили столь же невежественных учеников, что позолоченное изваяние орла, венчающее главные ворота Храма, – это языческий римский идол, которому Ирод принуждает поклоняться всех евреев, проходящих в ворота. |