— Доктор не сказал, когда к ней вернется память и вернется ли вообще?

Грант покачал головой:

— Сие никому не ведомо. И пока расследование не обнаружит каких-либо улик — или к ней не вернется память — ей безопаснее считаться мертвой.

Серые глаза Кеннона понимающе сузились.

— Хотите, чтобы я поручил расследование одному из сыщиков или возьметесь за него сами?

— С вашего разрешения я займусь этим делом сам. — Грант допил кофе и обхватил длинными пальцами кружку, наслаждаясь сохранившимся теплом. — Для начала я хотел бы задать кое-какие вопросы ее бывшему покровителю, лорду Джерарду. Не исключено, что он или другой ревнивый любовник пытался ее задушить. Одному дьяволу известно, сколько у нее отставленных поклонников.

Кеннон сдержанно улыбнулся:

— Я пошлю сотрудника допросить лодочника, который ее нашел, а также всех остальных, кто прошлым вечером переправлял пассажиров вблизи моста Ватерлоо. Вероятно, кто-то видел или слышал что-нибудь, представляющее интерес. Держите меня в курсе расследования. Где будет жить мисс Дюваль тем временем?

Грант внимательно изучал блестящие темные капли, повисшие на стенках кружки. Он постарался придать своему голосу по возможности деловой тон:

— У меня.

— Наверняка у мисс Дюваль есть родственники и друзья, которые могли бы позаботиться о ней.

— Под моей защитой она будет в большей безопасности.

Грант, не моргнув, встретил холодный проницательный взгляд Кеннона. Судья всегда воздерживался от комментариев по поводу личной жизни сыщиков, если она не влияла на их работу. Однако он питал слабость к женщинам и детям и делал все от него зависящее, чтобы оградить их от несправедливости.

После продолжительного неловкого молчания он заговорил:

— Я достаточно хорошо вас знаю, Морган, и… не сомневаюсь, что вы не воспользуетесь ситуацией, в которую попала эта женщина, несмотря на личные обиды.

Грант холодно ответил:

— Не в моих правилах силой навязываться женщинам.

— Я не имел в виду силу, — мягко возразил Кеннон. — Есть другие способы добиться своего… уловки… обольщение.

Подавив искушение посоветовать судье заниматься собственными делами, Грант поднялся и поставил пустую кружку на боковой столик.

— Нет нужды проводить со мной душеспасительные беседы, — проворчал он. — Я не причиню зла мисс Дюваль. Даю вам слово. Не стоит забывать, однако, что она далеко не невинное создание. Она куртизанка. Уловки и обольщение — ее ремесло. Невзирая на потерю памяти, она все та же ночная фея.

С невозмутимым видом Кеннон сложил пальцы домиком и задумчиво уставился на Гранта.

— А мисс Дюваль устраивает такое соглашение?

— Если ей что-нибудь не нравится, пусть катится куда глаза глядят. Никто ее не держит.

— Доведите это до ее сведения.

Проглотив сразу несколько реплик, вертевшихся на языке, Грант склонил голову в знак согласия.

— Что-нибудь еще? — осведомился он с преувеличенной учтивостью, которая граничила с дерзостью.

Кеннон по-прежнему не сводил с него оценивающего взгляда:

— Может, вы объясните мне, что побудило вас приютить мисс Дюваль под своей крышей после всех уверений, что вы не испытываете к ней ничего, кроме неприязни.

— Я никогда не говорил, что испытываю к ней неприязнь, — возразил Грант.