Следующие часы полета были для меня часами страха и смятения. Я никогда не забуду это угнетающее время, неопределенность и умирающую надежду. Мой мир рухнул, разбился вдребезги.

Макс заставил меня переодеться в повседневную одежду и высушил мне волосы, после чего мы оба облачились в защитные полупрозрачные костюмы. Я будто не замечала ничего вокруг, и для меня существовали лишь мысли и картинки из Рассветного.

Когда корабль завис в метре над опустошенной землей, я сбежала по трапу и застыла, не в силах сдвинуться с места. На километры от меня простилалась выжженная серая земля и пепелище. Сердце защемило так сильно, что захотелось проломить грудную клетку и вырвать его, выкинув всю боль вместе с воспоминаниями.

Но нет… так сделать нельзя. Так устроен человек, чтобы вечно переваривать боль и добавлять новую, словно любимое блюдо врага.

— Лиса… мне жаль, — тихо сказал Макс рядом.

Я поджала губы и бросилась вперед, хотя ноги тонули в грязи и пепле, но я продолжала бежать туда, где ориентировочно должна находиться хижина родителей. Вера в чудо умирает последней, даже если мозг твердит, что это невозможно.

Макс бросился следом за мной. Дом, точнее, то, что от него осталось, я нашла быстро. Развалившееся и истлевшее здание, когда-то являвшееся моим пристанищем, лишило меня всяких сомнений.

Не осталось даже тел. Те, кто был непосредственно рядом с бомбой, разлетелись на молекулы в раскаленном воздухе, а стоящие неподалеку — сгорели, обратившись в уголь.

Я упала на колени перед разрушенной землянкой, обхватив себя руками. Слезы больше не жгли кожу, потому что их не осталось, я лишь сотрясалась в безмолвном рыдании. Макс обнял меня, но даже его утешения не могли заглушить эту всепоглощающую боль потери.

— Лиса, идем, — тихо проговорил Макс, поднимаясь и утягивая меня за собой. — Скоро сюда нагрянут службы зачистки, и у них могут возникнуть вопросы.

Я кивнула и оглянулась назад, сжимая в руке грязь, смешанную с пеплом. Я уходила, с трудом передвигая ногами и зная, что отныне здесь похоронена частичка меня.

Как я оказалась в каюте — не помню. Должно быть, Макс донес на руках, потому что я плохо соображала. Просто в какой-то момент оказалась в кровати полураздетая и укутанная в одеяло, а рядом лежал муж, обнимая.

— Я так многое не успела им рассказать, — тихо прошептала я.

— Они и так все знали, — ответил Макс, поцеловав меня в висок. — Любящие родители всегда знают, что происходит в жизни их ребенка, только не торопят его с признанием.

— Два года, Макс. Меня не было два года, я так и не долетела до них. Я могла бы попытаться что-то сделать. Мне нужно было попросить тебя раньше, я бы взяла академический отпуск в училище и полетела бы сюда, — сказала я. — Но я не успела. Это я во всем виновата.

— Нет, твоей вины тут нет. Чему быть, того не миновать. Если нам суждено было встретиться на том шаттле именно в то время, то мы уже ничего не смогли бы изменить. Если твоим родителям суждено было отжить отмеренный им срок, то так тому и быть. Мы бы не смогли ничего сделать.

— Знать бы, где упадешь…

Не знаю, сколько мы так пролежали. Я успела вспомнить каждый отрывок своей жизни, когда в каюту постучался Чо. Он неуверенно вошел и потоптался на пороге, после чего обратился к другу:

— Макс, там настройки сбились в компьютере. Тебе необходимо «поколдовать», иначе Марго и Данс не пройдут астероидное поле.

— Сейчас, — устало отозвался фаэрт и приподнялся на локтях, подарив мне невесомый поцелуй в лоб. — Отдыхай. Я скоро вернусь.

Макс вышел, а вот Чо задержался в каюте.