Подхватив подол платья, я ринулась к показавшемуся на улице обозу, следовавшему за Габаром из города.

Тарвард лежал на влажных от крови шкурах. Кровь не переставала течь из множества страшных ран. Никакие снадобья уже не помогут, даже заговоры Кайсы. А Источник… далеко. Почему, почему мой источник ещё спит?! Права была Кайса, говоря о том, что я должна была выйти за Вайдо нынешней весной, но отец отложил, решив испытать Вайдо прежде, чем тот станет мне мужем. Я зашлась глубоким вдохом, когда отец вдруг пошевелился, пальцы дрогнули, окровавленные веки тяжело приоткрылись, мутный взгляд нашёл меня, так и онемевшую на месте.

– Дочка, – дрогнули губы в едва слышимом шёпоте.

Мой взгляд замутился, щёки обожгли слёзы. Я ещё никогда не видела его таким.

– Я здесь, папа, – горло сжало, подкативший ком мешал говорить, сердце камнем забилось в груди.

– Возьми, Атая, – он чуть поднял руку, и я увидела стеклянный сосуд, сжатый в его окровавленных пальцах, – я больше не могу быть с тобой и защищать тебя…

– Не надо, отец… не говори так, – сглотнула, склоняясь ниже, хватаясь за полу плаща.

– Саартан захвачен врагом. Анкхары слишком сильны… Нам их не одолеть. Это не слухи, а горькая правда. Они не остановятся, пока не найдут все источники… Я… Я не хочу, чтобы ты стала их… рабыней. Возьми.

Я протянула руки, забирая флакон.

– Это твоё спасение… Но ты должна сама сделать выбор… Я не могу заставить…

– Я поняла, папа, – сжала холодный сосуд.

Дрожащие пальцы Тарварда сжали мой кулак.

Когда только слух о врагах пронёсся по нашим землям, и люди не поверили в услышанное, полагаясь на силу Источников и их волю, не принимая то, что кто то сможет поработить вольное, защищённое древними силами племя, отец приехал в Зелёный дол и позвал меня к себе на разговор. О том, что во мне есть источник, я узнала, когда погибла матушка – мне тогда исполнилось тринадцать лет. И если я попаду в руки врага, который призовёт к себе источник, то лучше мне умереть, потому что моя жизнь превратится в сущий кошмар, в котором я буду мучительно медленно умирать, подпитывая чужую сущность. И вот сейчас избавление от этого, на случай что, если я попаду в неволю, оказалось у меня в руке.

Отец тяжело вздохнул и замер, его пальцы медленно разжались, слабея, рука безвольно упала. Я вздрогнула, склоняясь над Тарвардом, ошеломлённо хватая воздух ртом, наблюдая, как в зрачках мужчины, устремлённых в небо, гаснет жизнь. Дыхание застряло в горле, паника прокатилась по телу холодной волной, я порывалась сжать отца и привести в чувства, позвать. Но я стояла на месте, не в силах пошевелиться, понимая, что его не вернуть. Горячие слёзы покатились по щекам, а грудь сдавило в тисках, так что становилось больно дышать. Я отстранилась, выпустив полу плаща, опустила голову, ощущая, что земля под ногами становилась зыбкой.

Чья то ладонь утешительно легла мне на плечо. Я судорожно вздохнула, поднимая мутный взгляд, сталкиваясь с полными сожаления глазами Габара, Михнея и остальных мужчин, что собрались вокруг повозки. Все они стояли в молчаливой скорби. Только ветер разносил дым и хлопья сажи, которые оседали на недвижимое тело старейшины Саартана.

Кайса обняла меня, а во мне крепло осознание, что я… осталась одна.

– Нам нужно уходить, пока эти псы не пришли сюда, – проговорила женщина.

Я поджала дрожащие губы, стирая ладонью слёзы. Никто никогда не видел моих слёз и боли, я не любила, когда ко мне проявляли жалость. Жалость – удел слабаков. А я не из таких, но сейчас что то надломилось во мне, дало трещину, весь мой мир пошатнулся и посыпался к ногам пылью.

– Где Вайдо? – спросила полушёпотом, едва ворочая языком, выныривая из тяжёлого тумана тоски.