Надо ей рассказать.

Надо найти кого-нибудь, кто расскажет.

– Пожалуйста, сделай это для меня, Джейн, – мягко сказал он. – Прошу не только как король, но и как друг.

Она ничего не отвечала, потупив взор и глядя вниз, на сцепленные ладони, но выражение ее лица изменилось. Эдуард заметил на нем знаки принятия своей судьбы. У него снова сдавило грудь.

– Все будет хорошо, вот увидишь. – Он крепко сжал ей руку. – Если тебе так будет спокойнее, я поговорю с Гиффордом об этих его… кутежах. Заставлю поклясться, что он будет образцом супружеской верности. Пригрожу дыбой или чем-нибудь в этом роде.

Она подняла глаза.

– Правда?

Он усмехнулся.

– Я же король. Что еще прикажешь с ним сделать? Заковать в колоды? Высечь плетью-девятихвосткой? Расплющить пальцы тисками? Угостить испанским щекотуном[5]?

Он почувствовал облегчение, увидев, как на ее губах заиграла улыбка.

– Что ж, – задумчиво проговорила она, высвобождая свою ладонь из его руки, чтобы потрепать по загривку Пэтти. – Может, стоит слегка поджарить ему ступни?

– Договорились, – согласился Эдуард.

Она издала слабый вздох.

– Кажется, есть еще кое-что, что ты мог бы для меня сделать, братец.

– Тебе стоит только сказать, – отвечал король. – Все, что пожелаешь.

Ее влажные карие глаза встретили взгляд Эдуарда.

– Поведешь меня к алтарю?

Его сердце на секунду сжалось.

– Конечно. С большим удовольствием.

Проводив взглядом карету, удалявшуюся в сторону Челси (именно там останавливалась семья Грей, когда наведывалась в Лондон), Эдуард направился на поиски лорда Дадли, которого и застал в зале заседаний Совета за весьма серьезным, похоже, разговором с матушкой Пенн. Несомненно, о его тающем здоровье – о чем же еще?

– Ну? – послышался голос герцога, когда Эдуард подошел поближе – Вы ее уговорили?

Матушка Пенн тыльной стороной ладони пощупала королевский лоб. При этом Пэтти издала глухое рычание, и старушка поспешила отдернуть руку.

– Со мной все хорошо, – сказал король.

Нянюшка одарила его взглядом, ясно свидетельствовавшим: она все еще сердится на его ужасное легкомыслие, – и, шурша юбками, удалилась. Дверь за ней с шумом захлопнулась. Король же рухнул в мягкое красное кресло и протянул руку к тарелке с ежевикой.

– Государь, – начал было лорд Дадли, – вам необходимо быть осторожнее…

Пэтти потянулась своим длинным носом к ежевике и громко чихнула, отчего тарелка полетела на пол, а ягоды разлетелись во все стороны.

Эдуард смерил своего друга строгим взглядом, в то время как слуги бросились устранять беспорядок.

– Плохая собака, – сказал он.

Пэтти завиляла хвостом.

– Государь, вы не должны перенапрягаться, – повторил Дадли.

– Со мной все в порядке, – с нажимом произнес Эдуард. – Свежий воздух идет мне только на пользу. И кстати, Джейн выразила согласие на брак с вашим сыном. Вот только почему никто ей так и не сообщил ей о конском… обстоятельстве?

Дадли покачал головой так, словно это было совершенно неважно.

– Жизненный опыт подсказывает, что головы женщин не стоит обременять такими незначительными деталями.

«Что ж, пожалуй, и верно», – подумал Эдуард.

– Как бы там ни было, мне нужно поговорить с вашим сыном.

Губы Дадли исчезли в чаще бороды.

– С моим сыном Гиффордом? – уточнил он, словно надеясь, что по какой-то необъяснимой причине Эдуард вдруг возжелал видеть Стэна.

– Именно. Пошлите за ним немедленно.

– Боюсь, это невозможно, ваше величество.