Кумушки возле подъезда, как обычно, начали приставать с расспросами.

— Что-то ты бледненькая сегодня, Дашенька…

— Не случилось ли чего?..

— Скоро большая родительская, не забудь бабушку навестить…

Заголосили все, как одна. Вечные сплетницы. И чего им всем только надо? Суют свои старческие носы в чужие дела. А не пойти-ка вам всем дружно к лешему, например. Раскудахтались тут, клуши. Еле выдавила из себя вежливую улыбку, да поскорее скрылась в подъезде. Вот сейчас они порезвятся, перемалывая мне косточки-то.

Квартира встретила духотой, тишиной и порядком. Первым делом распахнула все окна и балкон.

Но даже вечерний шум улицы, ворвавшийся в жилище, не смог расшевелить ты пустоту, что поселилась в душе.

Какое-то время я неподвижно сидела на диване и невидящим взглядом смотрела на противоположную стену. Как жить дальше? Эта мысль сверлила мозг. Завтра же начну рассылать резюме, но особой надежды, что улыбнется удача, не было. Кому нужен бухгалтер со средне-специальным образованием? Даже трехлетний опыт работы в крупной компании мне вряд ли поможет в трудоустройстве. А это значит, что те деньги, что торжественно вручили мне сегодня в кассе, придется растянуть на неопределенное время, пока что-нибудь не подыщу.

Гораздо хуже все обстояло с моим внутренним настроем. Не хотелось ровным счетом ничего.

Горечь буквально переполняла. Ее привкус чувствовался даже во рту. Сейчас бы поплакать, выплеснуть со слезами все недовольство жизнью и жалость к себе, но, как назло, глаза оставались сухими. Даже воспаленными какими-то. А еще зарождалась злость. На всех — начальницу-стерву, для которой люди ничтожнее насекомых, на тех, с кем проработала бок о бок целых три года, и которые проводили меня так равнодушно, даже холодно, на бабок возле подъезда, за их всевидящие глаза и злые языки… Но больше всего я злилась на судьбу, что позволила мне чувствовать себя глубоко несчастной. И это в двадцать два года, когда вся жизнь впереди.

Тут я сфокусировала взгляд на стене, на которую до этого смотрела безучастно. Центральное место на ней занимала икона Николая Чудотворца. Неконтролируемая волна злости подкинула меня с дивана и заставила сорвать эту икону. Что ты мне дал? Чем помог? Я всматривалась в изображение мужчины с густой седой бородой и мудрыми уставшими глазами и сжимала рамку все сильнее, пока не почувствовала боль в пальцах. Ничего. Ты мне не дал ничего. Так еще и бабулю не уберег, могла бы жить еще и жить. Насколько мне было бы сейчас легче, окажись она рядом. Ты, что должен творить чудо, только занимаешь место на моей стене. С этой мыслью я сунула икону под мышку и выскочила из квартиры. Вот тут тебе самое место! — удовлетворенно смотрела я, как изображение в позолоченной раме приземляется на дно мусорного контейнера.

До ночи я занималась уборкой в квартире. Даже не уборкой, а грандиозной чисткой. Несколько раз выносила мусор огромными пакетами под осуждающими взглядами вездесущих сплетниц.

Собрала все старые вещи — свои и бабушки, книги, которые годами лежат пылятся, и никто их не читает, игрушки, что остались с детства, потому что жалко было выбросить раньше. Не осталось ни одной полки в шкафах, где не побывали бы мои руки. Все они понесли сегодня существенные потери. Последней была шкатулка с драгоценностями. Ну это я ее так называла. На самом деле драгоценностями там и не пахло. Серьги и кольцо, единственное, что было у меня из золота, я носила, не снимая. В шкатулке хранились те мелочи, что были приятными сердцу бабушки. Она их туда и складывала, а я в детстве любила доставать и смотреть на них.

Я перебирала мои метрики, мои волосы, что хранились тут уже больше двадцати лет, первый зуб… Надо же, бабушка даже его умудрилась сохранить.