Вот это по мне. Веселиться на всю катушку. Самое интересное, когда играешь и не знаешь, что будет дальше. Мы с Китом тоже — я бренчу на гитаре и пою, а он лает и подвывает. Все без слов — зачем нам с Китом слова?

— И у меня были задатки, но их не развивали, — сказал дядя Женя.

Он стоял в очках, в галстуке, с портфелем-дипломатом.

— Я в школе, — говорит, — считался неплохим горнистом. Я мог бы войти в первую десятку страны по трубе.

— А может, и в первую пятерку, — сказал я.

— Ив первую тридцатку мира!

— А может, и в двадцатку, — сказал я.

— А стал простой, ухо-горло-нос.

— Не надо об этом, — сказал я.

— Андрюха! — вскричал дядя Женя. — Ты молодой! Учись джазу! Я все прошляпил. А тебя ждет необыкновенная судьба. Здесь, в Доме культуры, есть такая студия.

Дядино мнение совпадало с моим: джаз — подходящее дело. Но вот в чем загвоздка — я не могу петь один. Неважно кто, даже муха своим жужжанием может скрасить мое одиночество. А что говорить о Ките? Для Кита пение — все! Поэтому я взял его с собой на прослушивание.

Кит съел полностью колбасу из холодильника и шагал в чудесном настроении. Сколько песен в нас с ним бушевало, сколько надежд!..

В Доме культуры навстречу нам шел вчерашний музыкант без саксофона, с чашкой воды. Он наклонился и дружески похлопал Кита по спине. При этом у него из кармана выпал пакетик чая с ниткой*.

Кит дико не любил, когда его так похлопывают, но от музыканта стерпел. Правда, мигом уничтожил пакетик чая. Он вообще все всегда поедал на своем пути. Но делал это не злобно, а жизнерадостно. Я спросил:

— Где тут принимают в джаз?

— Прослушивание в третьей комнате, — ответил музыкант.

На двери висела табличка: «Зав. уч. частью Наина Петровна Шпорина». Я постучал. Я так волновался раз в жизни, когда Кит изжевал и проглотил галошу. Я чуть с ума не сошел, все думал: переварит он ее или нет?

Стройная красавица с длинным носом сидела у пианино и выжидательно глядела на нас с Китом.

— Я хочу в джаз!

Я выпалил это громко и ясно, чтобы не подумали, что я мямля. Но Наина Петровна указала мне на плакат. Там было написано: «Говори вполголоса».

А я не могу вполголоса. И я не люблю не звенеть ложкой в чае, когда размешиваю сахар. Приходится себя сдерживать, а я этого не могу.

— Собаку нельзя, — сказала Наина Петровна.

— Кит любит джаз, — говорю. — Мы поем с ним вдвоем.

— Собаку нельзя, — сказала Наина Петровна.

Вся радость улетучилась, когда я закрыл дверь перед носом у Кита. Но необыкновенная судьба, которую прошляпил дядя Женя, ждала меня. Я сел на стул и взял в руки гитару.

Мне нравится петь. И я хочу петь. Я буду, хочу, я хочу хотеть! Держитесь, Наина Петровна — «говори вполголоса, двигайся вполсилы»! Сейчас вы огромное испытаете потрясение!..

Наина стояла, как статуя командора, и я не мог начать, хоть ты тресни! Чтобы не молчать, я издал звук бьющейся тарелки, льющейся воды и комканья газеты…

— Стоп! — сказала Наина Петровна.

Руки у нее были холодные, как у мороженщицы.

— «Во по-ле бе-ре-зка сто-я-ла…» — спела она и сыграла одним пальцем. — Повтори.

— «Во по-ле бе-ре…»

— Стоп, — сказала Наина Петровна. — Утебя слуха нет.