Людмила Милевская. Моя свекровь — мымра!
Глава 1
Неприятности у меня начались сразу же. Припоминаю теперь, что в этом городе так бывало всегда. Однако, сходя с трапа самолета, я плохими предчувствиями не мучилась и подозрениями не страдала. Ни о чем не тревожась, я предвкушала одни удовольствия и не сомневалась, что встретят меня с почетом. Меня и встретили. Наручниками. Прямо в аэропорту. Нет, не сразу. Я успела получить багаж и довольная катила его за собой — новенький чемодан из кожи нильского крокодила, дорогущий ужасно. Разорилась, ради прикола. Катила стильный чемодан и кокетливо поглядывала на витринные стекла аэропорта, неплохо играющие роль зеркал. Я любовалась собой и особенно новым леопардовым пальто. Знаю, многие поступают иначе, но я в дорогу беру все новое, особенно если еду в провинцию: надо же задавать там столичный тон. Тем более, что в провинции зачастую одеваются так, словно живут от банкета и до банкета, словно от приема до приема коротают свободную минутку у прилавков магазинов, в прачечных, в автобусах, в метро. Там Ферре, Миссони и Версаче никого не удивишь. Во всем этом они на работу ходят. Кстати, о работе. Однажды в местном метро ко мне подошла попрошайка — девица с ребенком на руках. Так вот на ней был пиджачок из того же салона, в котором с глубочайшим отвращением одеваюсь и я. Скрою название салона, чтобы не делать подлецам рекламу — кошмар, как там дерут! То есть грабят, упаси вас бог подумать плохое — я не о сексе. Здесь не могу не заметить: ужас, как богатеет русский язык, просто на глазах богатеет: слова обрастают двойным и тройным смыслом. Уже и фразы бросить нельзя, чтобы не брякнуть двусмысленности, так стремительно наши слова меняют значение. Куда это придет неизвестно, но все чаще и чаще приходится думать, когда говоришь, иначе сказанное приобретает неожиданно извращенное направление. Год-другой и невинные “драть”, “пороть”, “жарить”, “парить” смело будем относить к пошлым и даже охальным. Туда же скоро отнесут и милейшее словечко “голубой”, не сомневайтесь. Скоро толковый словарь Ожегова переименуют в “словарь матерных и бранных слов”, вот как цинично мы стали смотреть на мир. Но вернемся в аэропорт. Я катила дорогущий чемодан из крокодила, любовалась отпадным пальто из леопарда и с нежностью думала о себе: “До чего же я в своем вкусе! Молода, стройна и стильна! Просто повезло, что не видит меня старушка Брижит Бардо — пламенный защитник животных, будто на нашей планете больше некого защищать, будто всех людей уже защитили. Да-а, старушка-Брижит убила бы меня. Особенно за крокодила. И за леопарда. И за пояс из змеи. И за шагреневую косметичку. Боже, сколько зверья извели ради такого животного как человек!” Едва я об этом подумала, как ко мне подошел высокий симпатичный милиционер, очень молодой, даже юный. С обворожительной улыбкой на устах я приготовилась бодро давать автограф, но милиционер ни с того ни с сего строго потребовал документы. “Не узнал меня, — огорчилась я, но тут же повеселела: — Еще бы! Ведь после развода с мужем я помолодела на десять лет! А после свадьбы с Робертом сбросила еще лет двадцать, не меньше! Стоп! Это сколько же мне тогда? Да, переборщила слегка. Но по-любому, я теперь молодоженка и изменилась неузнаваемо. Теперь меня даже соседские собаки не узнаю — лают как сумасшедшие Не удивительно, что милиционер тоже меня не узнал”. — Попрошу предъявить документы, — строго потребовал он, о своем счастье не подозревая — не каждый же день знаменитости вроде меня попадаются ему на глаза. — Неужели вы не догадываетесь кто перед вами? — кокетливо играя глазами, спросила я. — Догадываться я не привык, конкретно хочу это знать, — ответил юный милиционер, глядя на меня без всякого интереса. |
