— Так ничего не везем, уважаемый нар, — скороговоркой откликнулась женщина, судя по всему, нелюбезный прием нисколько ее не смутил, — разве что самих себя, — кокетливо рассмеялась она.

— Сколько человек?

Страж явно не отличался особой разговорчивостью. Хотя, если принять во внимание, сколько телег и повозок ежедневно проезжает через ворота, надо признать — он выбрал самую верную тактику.

— Так вот я, уважаемый, муж мой и дочка наша. Ах да, — добавила Урга небрежно, как о чем-то малозначимом, — соседка еще напросилась в попутчицы. Вдова она, родителей навестить решила. Сами понимаете, достойной молодой купчихе негоже без сопровождения ехать. А нам как раз по пути. Отчего ж не взять?

Речь Урги звучала бойко, живо, немного простовато. Словно не она несколько часов назад мелодичным, красивым речитативом читала нам вслух древнюю балладу. Или это тоже часть дара сказителя — умение так играть интонациями?

— А что ж они не вышли? — в требовательном чуть глуховатом голосе послышалось недовольство.

— Я ж говорю, Рина недавно овдовела. Молодая совсем, такое горе, — вздохнула нара Дарн, но не печально, а как-то томно, — вот и сидит целыми днями в углу, жизнь свою неудавшуюся оплакивает. Что касается девочки моей… Эх… сами все поймете. Хель, доченька, — позвала она громко, — иди сюда! Хе-е-ль!

Хельма, которая до этого не обращала никакого внимания на разговор снаружи, продолжая увлеченно повествовать о похождениях сообразительной сиротки, нехотя оторвалась от меня.

— Мам, ну что? Мне некогда, я Рине про Тону рассказываю, — заныла она, но, повинуясь зову матери, все-таки выбралась из повозки. — Ой, дядя, а вы кто? — раздалось через минуту.

«Дядя» ошарашенно молчал. Видимо, на него тоже произвело тягостное впечатление несоответствие внешности девушки — молодой, красивой, цветущей — и ее детского поведения.

— Ну вот, — в голосе Урги теперь звучала неподдельная печаль, — видите? Больна наша доченька. Оттого никому ее и не показываем.

— М-м-м… да… — Страж откашлялся. — Надолго в Сидо?

— На день, уважаемый нар, отдохнем, продукты в дорогу купим и дальше двинемся. У мужа отец умер, сами понимаете, задерживаться нельзя. Кто ж обряды без нас справлять будет?

— М-м-м… да… — снова протянул «уважаемый». Видимо, его до глубины души поразило количество несчастий, выпавших на долю нашей маленькой компании, — сплошные смерти и болезни. — То-то я смотрю, супруг ваш совсем неразговорчивый. Теперь понятно… Гм… А соседка на сколько задержится?

— Так и она проездом. Говорю ж, к родителям торопится.

Повозка заскрипела под весом забирающегося стража. Я поспешно надвинула платок на самые брови и подтянула повыше рукава, открывая вдовий браслет.

— Кто такая? — вопросительно уставился на меня грузный широкоплечий мужчина с темным лицом, покрытым густой рыжей щетиной.

— Рина Варр, вдова Тима Варра, купца второй руки, — от волнения ответ прозвучал придушенно и сипло, словно я действительно долго плакала не переставая.

Взгляд стража скользнул по платку, одежде, рукам, задержался на браслете, снова поднялся вверх.

— К папе еду, — пояснила зачем-то все тем же хриплым голосом и покраснела.

Вот дура!

Мужчина, вероятно, решил так же: скривился, отвернулся и спрыгнул на землю.

— С каждого человека по десять медяшек. Упряжка — двадцать.