— Вполне, — ответил я.

Седовласый пососал трубку и кивнул головой, обдумав мой ответ и добавив эту информацию к своему опыту.

— Один примерно вашего роста, худощавый — килограммов семьдесят пять, тщательно бреется, голос четкий, держится и разговаривает, как армейский офицер. Ему примерно тридцать два года. Второй выше ростом, говорит громко с преувеличенным английским акцентом, лицо очень белое, часто смущается. Ему около двадцати семи лет, худой, весит, наверное…

— Хорошо, — прервал я, — картина ясна. Первый — человек Росса, из Военного министерства, второй — из Министерства иностранных дел.

— Мне тоже так показалось. Первый зарегистрировался под именем Сигера. Вчера вечером он распил рюмочку с вашим военным атташе. Второй называет себя Бентли.

— Вы хорошо поработали! — сказал я.

— Это самое малое из того, что мы могли бы сделать, — ответил он, неожиданно показав на замерзшее море. Кто-то возник на палубе за нашими спинами. Мы уставились на один из ледяных островков, как будто только что обменивались о нем впечатлениями. Подошедший неловко затоптался, привлекая внимание.

— Одна финская марка, — сказал он. Получил плату за проезд и вернулся в служебную кабину.

— Помимо этих понтеров из частной школы, имел ли Каарна контакты с другими иностранцами? — продолжил я разговор.

— Трудно сказать. Городок полон приезжих. Здесь американцы, немцы, даже финны… — Он в замешательстве повертел пальцами.

Из-за льдов появился остров Суоменлинна и на причале — группа людей, ожидающих следующего парома.

— Эти двое не навещали Каарна?

Мужчина отрицательно помотал головой.

— Тогда пора кому-нибудь сделать это, — констатировал я.

— Предвидятся неприятности?

Мы почти доплыли до места. Шофер уже заводил мотор армейского грузовика.

— Не беспокойтесь, — сказал я. — Это не такая работа.

Я проснулся в гостинице «Хельсинки» в 7 часов следующего утра. В комнату вошла официантка. Она поставила поднос около кровати. Две чашки, два блюдца, два кофейника, завтрак на двоих. Я повел себя так, будто в ванной комнате спряталась моя подруга. Официантка открыла ставни, и холодный северный свет ворвался в комнату. Когда она ушла, я высыпал в каждый кофейник по полпакета слабительного шоколада. Потом позвонил в бюро обслуживания. Оттуда пришел человек, которому я объяснил, что произошла ошибка. Кофе предназначался двум мужчинам внизу, в холле, мистеру Сигеру и мистеру Бентли. Я дал ему номера их комнат и одну марку. Затем принял душ, побрился, оделся и расплатился за гостиницу.

Я прогулялся, заглядывая в магазинчики, расположенные на первых этажах домов. Уборщицы наводили окончательный лоск на блестящие полы еще закрытых магазинов. Двое полицейских в меховых шапках завтракали в кафе «Колумбия». Я занял место у окна и посмотрел через площадь на железнодорожный вокзал Сааринен, возвышающийся над городом. Ночью шел снег, и дворники с лопатами расчищали автобусную остановку.

Я съел завтрак. Яйца и апельсиновый сок были замечательными, но кофе этим утром мне почему-то не хотелось.

В южной части Хельсинки, где живут и работают дипломаты, стоят тихие старомодные каменные дома. Припарковаться там не сложно. Каарна жил в одном из таких домов, сохранившем до сих пор следы бомбежек русских самолетов. Обстановка в вестибюле отличалась той сдержанной бесцветной элегантностью, которую создают сталь, стекло и гранит. Квартира Каарна находилась на четвертом этаже, номер 44. Небольшая светящаяся табличка рядом с кнопкой звонка гласила: Доктор Олаф Каарна.