– Я никогда не считала тебя проституткой.

– Белые мужчины практически всегда считают черных женщин доступными, когда угодно и где угодно. Если молодая и красивая черная девушка двадцати лет от роду говорит жирному белому мужику, что она его любит, он верит ей. Приезжая в бедную африканскую страну, он воображает себя всесильным. Хенрик говорил мне, что так же обстоит в Азии.

– Хенрик ведь никогда не относился к тебе как к проститутке?

– Честно говоря, не знаю.

– Он предлагал тебе деньги?

– Это необязательно. Многие белые мужчины полагают, что мы должны быть благодарны, что нам позволено раздвигать ноги.

– Отвратительно.

– Бывает еще отвратительнее. Если рассказать о девочках восьми‑девяти лет.

– Я отказываюсь это слушать.

– А Хенрик не отказывался. Как бы гадко все это ни было, он хотел слушать. «Я хочу знать, тогда я пойму, почему не хочу знать». Так он сказал. Сперва я думала, он просто выпендривается. А потом поняла: он и вправду говорит то, что думает.

Лусинда остановилась. Они подошли к интернет‑кафе, которое помещалось в отремонтированном каменном доме. На тротуаре на узеньких циновках сидели женщины, предлагая на продажу свои товары. Прежде чем войти внутрь, Лусинда купила несколько апельсинов. Луиза пыталась задержать ее на улице.

– Не сейчас. Мы поговорим об этом позже. Я не могла не рассказать тебе правду.

– Как Хенрик узнал, что болен?

– Я спрашивала. Но он так и не ответил. Я не могу говорить о том, чего не знаю. Но, узнав, что я заразилась от него, он был убит горем. Говорил, что покончит с собой. Мне удалось убедить его, что если он ничего не знал, то не виноват. Я хотела удостовериться только в одном: знал ли он, что подхватил заразу. Он это отрицал. Потом обещал достать все возможные лекарства, способные остановить болезнь. Он давал мне пятьсот долларов в месяц. Я получаю их до сих пор.

– Откуда идут деньги?

– Не знаю. Они лежали в банке. Он обещал, что, если с ним что‑нибудь случится, деньги будут поступать в течение двадцати пяти лет. Они приходят регулярно на открытый для меня счет, каждый месяц, двадцать восьмого числа. Как будто он все еще жив. По крайней мере, его дух не может заниматься ежемесячными денежными переводами.

Луиза мысленно подсчитала. Шесть тысяч долларов ежегодно в течение 25 лет – получалась умопомрачительная сумма в 150 000 долларов, почти миллион крон. Хенрик умер явно богатым человеком.

Она заглянула в окошко интернет‑кафе. Неужели он все‑таки покончил с собой?

– Ты, наверно, ненавидела его.

– Я не умею ненавидеть. Возможно, все происходящее предопределено.

– Смерть Хенрика не была предопределена.

Они вошли в кафе, где им указали свободный компьютер. За другими столами сидели школьники в форме, уставившись на экраны в сосредоточенном молчании. Несмотря на работающие кондиционеры, в помещении царила влажная жара. Лусинда рассердилась на грязный монитор. Когда управляющий подошел протереть экран, она выхватила у него тряпку и сделала это сама.

– В годы колониализма нас учили делать только то, что прикажут. Теперь мы постепенно учимся думать самостоятельно. Но по‑прежнему на многое не решаемся. Протереть экран компьютера дочиста, например.

– Ты сказала, что была здесь один раз с Хенриком?

– Он что‑то искал. Речь шла о Китае.

– Сможешь найти это еще раз, а?

– Наверно. Если хорошенько подумаю. Займись сначала тем, что тебе надо. Я скоро вернусь. «Малокура» сама по себе не работает. Мне нужно оплатить счет за электричество.