|
Стало немного лучше. Взяв свежий карандаш, она начала рисовать основание для рисуемой фигуры. Вначале вертикальная линия свежим углем до нижнего края листа. Оторвав уголь от бумаги, она с удивлением обнаружила, что никакой линии не получилось. Она посмотрела на уголь: на нем был виден плоский участок, стертый о бумагу. Решив, что карандаш с дефектом, Кристин слегка повернула голову и черкнула в углу листа. В тот же момент она заметила, что только что проведенная вертикальная линия появилась на краю поля зрения. Она перевела взгляд, и линия исчезла. Небольшой поворот головы приводил к ее появлению. Кристин проделала так несколько раз, чтобы убедиться, что это не галлюцинация. Глаза не воспринимали вертикальную линию, когда голова была повернута прямо к ней. При повороте головы в любую сторону линия появлялась. Колдовство! Кристин доводилось слышать о мигренях и она решила, что это и есть мигрень. Положив карандаш и убрав свои вещи в ящик, Кристин сказала преподавателю, что ей нехорошо, и пошла домой. Проходя по территории университета, Кристин ощутила такое же головокружение, что и по пути на занятия. Казалось, весь мир внезапно поворачивается на какую-то долю градуса, отчего шаг ее становился неуверенным. Это сопровождалось неприятным, хотя и смутно знакомым запахом и слабым звоном в ушах. Жила Кристин в квартале от университета, на третьем этаже в доме без лифта, вместе с Кэрол Дэнфорт. Поднявшись по лестнице, Кристин ощутила тяжесть в ногах и решила, что у нее, видимо, грипп. Квартира оказалась пустой. Кэрол, конечно, на занятиях. С одной стороны, это хорошо — Кристин хотелось отдохнуть без помех, но, в то же время, сочувствие со стороны Кэрол тоже было бы приятно. Она приняла две таблетки аспирина, разделась и забралась в постель, положив на лоб мокрую салфетку. Почти сразу же полегчало. Это изменение было столь внезапным, что она просто лежала, боясь пошевелиться, чтобы странные симптомы не повторились. Когда зазвонил телефон у постели, она обрадовалась — ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Но это не был кто-то из знакомых. Из клиники гинекологии сообщили, что мазок у нее с отклонением от нормы. Кристин слушала, стараясь сохранять спокойствие. Ей посоветовали не волноваться, потому что мазок с отклонениями не так уж редок, особенно в сочетании с небольшой эрозией шейки матки, но для верности просили прийти в этот день в клинику для взятия повторного мазка. Она пыталась возражать, ссылаясь на свою головную боль. Но они настаивали, говоря, что это лучше сделать поскорее. Сегодня как раз есть окно, так что Кристин пройдет все в два счета. Кристин неохотно согласилась. Возможно, что-то действительно не так, и тогда к этому нужно отнестись серьезно. Ей только страшно не хотелось идти одной. Она попыталась дозвониться до своего приятеля Томаса, но его, конечно, не было. Она понимала, что это глупо, но при мысли о Медицинском центре не могла избавиться от ощущения чего-то зловещего. Мартин глубоко вздохнул, прежде чем войти в Патологию. В студенческие времена это отделение было ему в высшей степени отвратительно. Первое вскрытие явилось испытанием, к которому он не был подготовлен. Он полагал, что это вроде анатомии на первом курсе, когда труп напоминает человеческое существо не больше, чем деревянная статуя. Запах был неприятен, но он-то имел химическое происхождение. Кроме того, в лаборатории анатомии все смягчалось озорством и шутками. В патологии все было иначе. Для вскрытия использовался труп десятилетнего мальчика, умершего от лейкемии. Тело было бледное, но податливое и очень похожее на живое. Когда труп грубо вскрыли и выпотрошили, как рыбу, ноги у Мартина стали резиновыми, а завтрак подступил к горлу. Отвернувшись, он удержался от рвоты, но пищевод жгло от подступившего желудочного сока. Преподаватель продолжал что-то говорить, но Мартин не слышал. Он остался, но ценой страданий и боли за этого умершего мальчика. И вот Филипс вновь открыл дверь в Патологию. |
