.. Выходит, это над ее отцом он так изгалялся? Но куда он делся, если отпустили где-то в пяти-шести верстах от
крепостной стены его стольного града? Трудно потеряться, да к тому же ищут сотни гридней с гончими псами... Если что-то стряслось, то что будет
со Светланой?
Сегодня был седьмой день его пребывания в волчьей шкуре. По ночам подмораживало. Еще не время для снега, но ежели дня три кряду задуют
северные ветры, то пригонит такую тучу, что и самым первым снегом засыпет хатки до окон, и не всякий хозяин утром с легкостью отворит двери.
Ежели снег застанет в волчьей шкуре, подумал он хмуро, то так даже лучше. Пусть труп расклюют птицы. Это лучше, чем люди будут брезгливо
коситься на умершего под забором бродягу.
Он рыскал по лесу, вслушивался в звуки, внюхивался. Он уже знал здесь каждое дерево, каждую норку, при желании мог задрать всех оленей и тем
самым сорвать царскую охоту.
Ночью обычно он рыскал в волчьей личине, а днем обитал в людской. Волчья днем отсыпалась. Что еще любил в оборотничестве, так то, что мог бы
годами обходиться без сна, попеременно ныряя из личины в личину!
Когда звуки охотничьих рожков поведали, что снова идет царская охота, он сделал большой круг, зашел с подветренной стороны и подкрался к
охотникам.
Охотниками распоряжался высокий человек с бледным и бесцветным как у покойника лицом, надменный, изредка роняющий слова. Мрак узнал хозяина
лодки, на которой его держали гребцом. В сторонке с двумя ловчими стоял рослый старик с белой окладистой бородой. Серебряные волосы падали на
плечи, широкие и покрытые рубашкой из металлических колец. У него был звучный голос, привыкший перекрывать шум битвы, властные движения. Явно
воевода: все воеводы, которых Мрак знавал, похожи один на другого как крепкие осмоленные бревна в стене крепости.
У него было честное лицо, прямой взор, такие завтра говорят тоже самое, что говорили вчера.
- Почему,- спросил он строго одного,- ты стрелял в своего воеводу на охоте?
- Думал, что там лось.
- И когда ты догадался?
- Когда тот лось стал отстреливаться.
Старик раздраженно отмахнулся, что с дурнем говорить, а Мрак неслышно скользнул за кустами на другую сторону поляны. Там отдавал распоряжения
бледный, а эти, как Мрак убедился, даже вечером говорят иное, чем утром, а стоя вещают совсем не то, что говорили сидя.
Он был без доспехов, но слушались его почтительно. Приказы бросались выполнять стремглав, сами покрикивали по дороге, словно несли в зубах
лоскуток его власти. Когда он остался один, к нему приблизился толстый с поросячьим лицом. Губы держал трубочкой, будто собрался причмокнуть.
- Кажан,- проговорил он негромко,- ты в самом деле вышел из преисподней! Только там можно научиться таким хитростям. Трудно было уговорить?
- Еще бы! Дядя исчез, какая тут охота. Пришлось долго вещать о государственной необходимости.
- Ха-ха! Получилось?
- Как видишь. Государственной нуждой можно оправдать все.
- Но как оправдать охоту? Уговорить царевну принять участие в кровавой мужской забаве, когда бьют оленей, псы душат зайцев, соколы бьют уток
и перепелов!
Кажан слегка раздвинул губы, но глаза оставались как у замороженной рыбы:
- Все же лучше, чем рубка человечьих голов на току. Для нее лучше, раз их не посещает. Не желает, видите ли, зреть гибели несчастных людей на
потеху тем, кто заплатил! Так что охота для нее в самый раз. |