В толпе обеспокоено заорали, но решетку не подняли, и зверь к восторгу собравшихся принялся поедать еще живого человека у всех на глазах. Тот
кричал и отбивался, зверь распорол ему живот, сизые внутренности с шипением выползали наружу, теснясь и вздуваясь огромными пузырями, человек
пытался затолкать их обратно оставшейся рукой, но зверь опять ухватил его за голову, стиснул челюсти. Послышался отвратительный хруст. Кровь
брызнула тонкими горячими струйками, и жертва перестала двигаться.
Когда зверь насытился, решетку подняли. Зверь ухватил остатки добычи и стремглав ринулся в темноту. Едва за ним с лязгом упала решетка,
выбежали слуги с ведрами воды, быстро полили, смыли кровь, разбросали золотистый песок, прикрывая кровь там, где впиталась в землю.
Наверху лениво переговаривались. Большинство тянулось к единственной скамье, над которой устроили навес от солнца и дождя. Там расположились
самые богато одетые люди, среди них Мрак рассмотрел немало женщин. Они хуже мужчин, подумал он с отвращением. Нет гаже зрелища, чем пьяная
женщина, нет страшнее человека, чем озверевшая женщина. А здесь они орут, верещат, прыгают, срывают платки и рвут на себе одежду.
Послышались шаги. Подошли еще двое, смотрели сквозь решетку с ужасом и отвращением. Один, которого звали Зализняком, сплюнул через прутья:
- Богато живут, сволочи.
Второй промолчал, и Мрак угрюмо согласился:
- Богато.
- Не на одежку смотри,- заметил Зализняк наставительно.- Это что... А вот, что тратятся на развлечения! Жизнь везде нелегкая, но где-то
человек так напашется, что падает замертво до утра, а на рассвете снова копает, рубит, пашет, и так до поздней ночи, только бы прокормить семью.
А здесь успевают и отдохнуть.
- Это отдых? - ощетинился Мрак.
Зализняк засмеялся:
- А ты посмотри их глазами. Волхвы могут получать удовольствие в спорах, а простой народ? Он везде однаков. Всяк любит смотреть как бьют
другого, а не его. А за то, что бьют насмерть, за кровь и отрубленные головы, можно еще и заплатить... Потому и говорю, что живут неплохо. Даже
веселятся.
Другой невольник сказал безнадежно:
- Я драться не буду. Зачем? Отсюда не выйти. Мы будет убивать друг друга в этой яме, а они будут плевать на нас.
- И дашь себе перерезать горло как овца?
Тот огрызнулся:
- А что? Лучше умереть, забавляя этих скотов? По крайней мере не доставлю им радости.
Зализняк покачал головой:
- А я буду.
- На потеху врагу?
- Да нет, не потому... Помню, дед мне рассказывал старую притчу. Две лягушки как-то упали в кувшин с молоком. Края высоко, поплавали-
поплавали, устали, выбраться не удается. Одна измученная, говорит: "Все равно выбраться невозможно. Чего зря барахтаться?" Сложила лапки и
утонула. А вторая, то ли дурнее, то ли упорнее, все плавала, плавала от края к краю, измучилась так, что уже не соображала что делает, но
заставляла себе через силу плавать, плавать... И когда уже силы полностью покинули ее, она начала тонуть, вдруг ее лапы наткнулись на что-то
твердое!
- Э-э-э,- сказал Мрак предостерегающе.- Где-то соврал. Почему ж первая лягушка не наткнулась?
- А потому, что тогда этого комка масла еще не было. Его сбила лапками вторая лягушка, когда без устали месила молоко. А теперь она
взобралась на этот комок перевести дух, масло ведь всегда плавает наверху, отпихнулась лапами и - выпрыгнула!
Невольник отмахнулся с безнадежностью:
- Мы не лягухи. |