— Сергей, вот что! Лови такси, едем на аэродром. Хорошо, что деньги и паспорт с собой…

Сергей не спорил, хотя потом признался, что подумал: «А какой от тебя там прок?» Он только сказал:

— А как без вещей-то?

— Наплевать!

Мы вышли на край тротуара — ловить машину. И вдруг Сергей посоветовал:

— Слушай, позвони еще раз…

Я пожал плечами: что могло там, дома, измениться за три минуты?

Конечно же, услышал от жены:

— Нет, еще не пришел… — И вдруг! — Подожди, там кто-то звонит… — И стукнула трубкой о тумбочку.

«Господи, сделай так, чтобы это был он!»

Через десять секунд жена сообщила сквозь жужжанье телефонного эфира:

— Явился голубчик…

— Живой?!

— Ну, раз на своих ногах…

— Целый?

— Похоже, что да…

— Ну-ка, дай ему трубку… Это ты?

— Похоже, что да, — сказал он так же, как его мама.

— Где тебя носило?

Выяснилось, что не «носило», а «застряло».

— Пробрались в один грот, а лаз там узкий. Обратно еле выбрались. Раком, то есть задницей вперед…

— Вот приеду, получишь по этой заднице, — пообещал я отпрыску, которого в жизни даже не шлепнул ни разу. И велел, как первокласснику: — Чтобы никаких больше пещер!

— Слушаюсь, — хихикнул он.

Когда я вышел (почти вывалился) из будки под звездное небо белорусского августа, Сергей сказал понимающе:

— Пойдем, тут есть одно заведеньице…

В заведеньице я слегка оттаял. Но полностью беспокойство не исчезло. В душе сидел твердый холодный комочек, Напоминание, что этот страх прошел, но впереди будет (кончено же!) еще немало случаев, когда изводишься тоской и тревогой за тех, кого любишь.

Этот страх не оставлял и не оставляет меня всю жизнь. В детстве — за маму, когда на дворе осенний мрак, а она не идет и не идет из своей конторы домой. Потом — за сыновей. Вот младший укатил куда-то автостопом через полстраны и — где он? (А мобильники еще не в ходу). Или за внука, который в парусном походе или в крымском лагере, а телефон молчит, будто его брякнули о камень (а в Крыму всякие оползни и циклоны)… Или даже если просто звонишь кому-то из родных или друзей, а вместо нормального ответа — бесконечные гудки или гнусный голос автоматической девицы: «Данный телефон отключен или находится вне зоны…»

В таких случаях я готов на стенку лезть, хотя стараюсь сохранять спокойный вид. Мое спокойствие никого не обманывает. Те, кто рядом, в сердцах говорят, что я параноик.

— Ну конечно, и даже не один, а «пара…», — жалобно отшучиваюсь я. — Но… Ик… — Это насмешка над собой, имитация нервной икоты… А телефон молчит и молчит…

Я не раз писал в своих книжках, что самая страшная пытка — неизвестность…

Господи, а как же люди раньше-то уходили в дальние плавания? Во времена Крузенштерна и Миклухи-Маклая? Без всякой связи… Да, великое изобретение радио, потом телефонная связь. И эти пластмассовые коробочки с маленькими живыми экранами. Лишь бы они не молчали… И вот наконец:

— Да все в порядке! Просто мы купались, а телефон-то в кармане рубашки, на берегу…

Или:

— Что ты нервничаешь? Я на кухне, а мобильник забыла в спальне…

Или так:

— Ничего особенного, деньги на счете кончились.