Дуболом, которого звали Ан-Шен-Кронос, потёр шею, засмеялся и ответил весёлым голосом:
— Кто же знал, что тот тип, которого я вышиб из седла, окажется таким крепким парнем.
Через минуту все четверо магов были уже в приёмном отделении. Эрику Рюриковичу возле дверей приёмного покоя сделалось совсем дурно, его усадили на стул и над ним теперь хлопотала пожилая женщина-фельдшер. Двое санитаров занесли носилки с мальчиком в смотровую палату, облицованную зеленовато-голубым кафелем и под присмотром врача переложили его на каталку, матрац которой был покрыт пожелтевшей полиэтиленовой плёнкой. Санитары быстро вышли из палаты, унося с собой носилки, а врач, худой мужчина лет сорока, который вошел в палату вместе с санитарами, ощупал шею пострадавшего, отрицательно помотал головой и сказал глухим голосом медсестре:
— В таких случаях, Валечка, говорят, — медицина бессильна. Ладно, ты тут присмотри за мальчиком, хотя он всё равно не жилец, я всё же схожу за хирургом.
Может быть ещё что-нибудь можно сделать, хотя всё и так ясно. С такими травмами даже взрослые люди, как правило, не выживают. Не знаю как его вообще довезли до больницы живым.
Медсестра, сидевшая в углу кабинета за письменным столом, кивнула головой и не переставая что-то писать ответила:
— Только вы уж возвращайтесь поскорее, Виктор Петрович, а то мне что-то не очень хочется объяснять этому генералу, что медицина здесь бессильна. — Горестно вздохнув она добавила печальным голосом — Такой симпатичный мальчуган и надо же, какая беда с ним приключилась. Буквально на ровном месте расшибся и шею себе сломал. И отца его жалко. Пожилой уже, сразу видно, что это у него долгожданный ребёнок.
Как только врач вышел из смотровой палаты, в ней появилось четыре Верховных мага и встали вокруг каталки. Одновременно с их появлением время во всей больнице остановилось и все замерли. Все, кроме магов и мальчика, веки которого изредка подрагивали. Свазард Моливен, одетый как и все мужчины в потёртые джинсы и рубашку с длинными рукавами, достал из кожаной сумки, висевшей у него через плечо, большой, сердцевидный, тёмно-зелёный лист, подложил его под шею Леонарда и делая руками пасы стал монотонно бубнить магическое заклинание. Лист засветился желтым, шея мальчика покраснела, но уже через три минуты от его перелома не осталось и следа. Зато лист пожух и побурел. Маг убрал его и расстёгивая рубашку на мальчике, сказал вполголоса королю:
— Теперь твоя очередь, Рагни. Королевские амулеты не забыл, надеюсь? А то мне не очень хочется устраивать тут лишнюю кутерьму со временем. Боюсь, что и кто-нибудь ещё заподозрит что-то неладное. Город-то большой.
Король усмехнулся, но ничего не стал говорить в ответ и лишь достал из нагрудных карманов рубахи два плоских, золотых футляра, один побольше, в его ладонь размером, а другой вдвое меньше. Свазард и Ан-Шен-Кронос быстро раздели мальчика донага и король Рагнер, сняв с себя рубашку и майку, обнажился по пояс, отчего стали видны замысловатые золотистые татуировки на его теле. Он достал из большого футляра золотой заострённый стержень, похожий на стило, к другому концу которого была присоединена полупрозрачная голубоватая трубка с золотой присоской на конце. Эту присоску он присоединил к своей левой руке и трубка длинно метра в полтора стала заполняться его кровью. Король Рагнер нацелился иглой на грудь Леонарда и как только на конце массивной золотой иглы появилась капля его крови, легонько прижал её к телу мальчика.
Кровь короля Гордерии стала вливаться в тело земного мальчика и когда прошло минут десять, король Рагнерд принялся рисовать ею на груди Леонарда герб Декарнидов точно так же, как это когда-то сделал через год после рождения двух братьев-близнецов их отец, только ему не пришлось вливать свою кровь в их тела.
Она и так в них текла от рождения. Рука короля двигалась быстро и уверенно и вскоре трос мальчика был покрыт красными магическими рунами, расходившимися от герба, — лев с короной на голове прижимает лапой к земле голову дракона, во все стороны. |