…В дождливый мартовский день, заканчивая скромный завтрак — вяленое мясо с хлебом, Исмаил-эфенди увидел, как возле конторы остановился фаэтон. Из него вылез солдат, глянул на вывеску и направился прямо к дверям.

— Кого ищешь, земляк? — спросил Исмаил-эфенди.

Солдат протянул конверт:

— От полковника Кямиль-бея, начальника военного отдела.

Исмаил-эфенди торопливо распечатал конверт. Его просили немедленно явиться в отдел. Исмаил-эфенди сначала ничего не понял, но через мгновенье его пронзила страшная мысль. От волнения похолодели руки.

— Ты иди, я сейчас… — сказал он солдату.

— Нет, приказано явиться вместе.

Они сели в фаэтон. Кусая от волнения ногти, Исмаил-эфенди думал о случившемся. Напрасно он пытался успокоить себя, сердце чуяло беду.

— Интересно, зачем он меня вызывает? — не выдержав, обратился он к солдату.

— Не знаю, — ответил тот.

— У него кто-нибудь есть?

— Не знаю.

— Не должно быть у него ко мне дела. Разве только задумал что-нибудь, вроде обеда… А может, насчет сада, что на берегу реки? Да, наверное, насчет саженцев'!..

Солдат сидел словно аршин проглотил. По губам его скользнула едва заметная усмешка.

«Не повесит же он меня в конце концов, — пытался успокоить себя Исмаил-эфенди. — Я же не сделал ему ничего плохого… Дело прошлое… Чувствовал я, будут неприятности, недаром левый глаз… чтоб ему ослепнуть… Стыдно смотреть полковнику в лицо… А не поступи я так, сидел бы без гроша… Другие хуже делают…»

Площадь перед военным отделом была заполнена новобранцами: крестьяне в поношенной одежде и чарыках на ногах, с большими торбами; расторопные горожане в плащах и шляпах. Тут же — женщины и дети.

Исмаил-эфенди вышел из фаэтона. Душу терзал страх. Расталкивая людей, он пробрался к лестнице, но не успел подняться, как чья-то цепкая рука схватила его за ворот:

— A-а, вот ты где!

Исмаил-эфенди вздрогнул, оглянулся: Мевлют.

— Брось, дурень! — ударил он крестьянина.

Крестьянин отдернул худую руку, отпустил стряпчего, но тут же снова потянулся к нему. Исмаил-эфенди отпрыгнул в сторону, намереваясь скрыться в толпе. Мевлют бросился за ним:

— Аллаха не постыдился'!.. Обещал перевести парня из жандармерии в пехоту и только денежки вытянул! Ни стыда, ни совести… Оставили дом без присмотра, быков, осла продали, чтобы приехать сюда…

Поднялся невообразимый шум: «Держи его»… «Удрал»… «Догнал»… «Ну-ну»… «Вот-вот»… — слышалось со всех сторон.

Внезапно дверь военного отдела отворилась, на пороге показался полковник. Наступила тишина, собравшиеся сдернули шапки и замерли в ожидании. Лишь Мевлют продолжал кричать.

Полковник поднял руку:

— Да замолчи ты! С самого утра кричишь, все вверх дном перевернул…

Крестьянин замолчал и тоже снял шапку. Исмаил-эфенди, красный как мак, нервно сцепив руки, замер в ожидании. Вдруг его глаза встретились с горящим взором Кямиль-бея, и он понурил голову. Кровь застучала в висках.

— Слышишь, что говорит этот человек? — гневно спросил полковник.

Все с любопытством смотрели на стряпчего. Тот растерянно огляделся и с трудом выговорил.

— Кто, полковник? Ваш покорный слуга только…

Его прервал гневный голос полковника:

— Вот этот человек! Ты разве не слышал, что он говорил?

Исмаил-эфенди так посмотрел на Мевлюта, словно увидел его впервые.