Мой хозяин, обхватив меня за шею, принялся растирать мне уши, а его жена Инчунь соляным раствором промыла рану на ноге и перевязала ее куском белого полотна. В этот печальный и в то же время приятный миг я уже не был Симэнь Нао, а был ослом, который должен был повзрослеть и вместе с хозяином пройти через радости и горести так, как сказано в песне, которую Мо Янь написал для своей новой пьесы «Записки о черном осле»:

Глава 4.

Под громкие звуки гонгов и барабанов народные массы вступают в кооператив.

Первое октября 1954 года, на которое приходится Национальный праздник Китая, было также днем основания сельскохозяйственного кооператива в волости Северо-Восточная Гаоми. В тот же день родился и уже упоминавшийся Мо Янь.

Рано утром отец Мо Яня прибежал в наш двор. Увидев моего хозяина, он остановился, и, ничего не говоря, стал плакать, вытирая слезы рукавом пиджака. В то время мой хозяин с женой завтракали, но с появлением гостя отложили чашки в сторону и спросили: «Что случилось, дядя?». Всхлипывая, отец Мо Яня ответил: «Родился... родился сын». «Говорите, что ваша жена родила сына?» – спросила хозяйка. «Да», – ответил отец Мо Яня. – «Так чего же ты плачешь? – спросил хозяин. – Ты должен бы радоваться». Отец Мо Яня, даже не мигнув глазами, ответил: «А кто сказал, что я не радуюсь? Если бы не радовался, то я бы не плакал». Хозяин, засмеявшись, сказал: «Это правда, ты плачешь от радости. Отчего тебе плакать, как не от радости? Принеси-ка вина, – обратился он к жене, – будем праздновать!». – «Только не сегодня, – отказался отец Мо Яня. – Сначала мне надо разнести людям счастливое известие, а вот через несколько дней пропустим рюмку-две. Инчунь, – отец Мо Яня низко поклонился, – ребенок смог родиться только благодаря вашей мази из оленьей плаценты. Роженица сказала, что через месяц приедет с младенцем к вам, чтобы в знак благодарности поклониться до самой земли. Она также сказала, что хотела бы, чтобы новорожденный сын был вашим названным сыном, потому что вы излучаете вокруг себя счастье, и, даже если откажете, она все равно будет молить вас на коленях». Улыбаясь, хозяйка ответила: «Что и говорить, вы – интересные люди. Ладно, я удовлетворю её просьбу, чтобы ей не пришлось становиться передо мной на колени».

Вот поэтому, Цзефан, Мо Янь является не просто твоим товарищем, а названным братом.

Как только отец твоего приёмного брата Мо Яня ушел, на дворе усадьбы Симэнь Нао, или, правильнее сказать, сельского управления, засуетились. Прежде всего  Хун Тайюэ и Хуан Тун приклеили на главных воротах два плаката с иероглифами. Потом пришли музыканты и, усевшись на землю, стали ждать. Некоторые из них показались мне знакомыми с давних времен. Память Симэнь Нао забурлила от воспоминаний, но, на счастье, пришел хозяин с кормом и прервал их. Сквозь приоткрытый тростниковый занавес навеса я мог за едой наблюдать, что происходит вокруг. Чуть позже через какое-то время прибежал подросток с красным бумажным флажком в руке и во все горло закричал:

– Приехал! Приехал! Сельский председатель приказал начинать играть!

Музыканты повскакали на ноги, и моментально застучали барабаны, зазвенели гонги, а за ними затрубили и трубы, приветствуя высокого гостя. Я увидел, как Хуан Тун, забегал вокруг и закричал:

– Дайте дорогу! Дайте дорогу! Председатель округа идёт!

Под руководством Хун Тайюэ, председателя кооператива, председатель округа Чэнь в сопровождении нескольких вооруженных охранников прошел через ворота усадьбы. Начальник был очень худой, со впалыми глазами.