«Чернявчик, ровным шагом!» – велел хозяин.

Я понял. Чернявчик понял. И я побежал рысью, в то же время стараясь двигаться ровно и плавно, как облака в небе или вода в реке, на что способен лишь осел. Лошадь движется ровно и плавно, когда бежит галопом, а осел, наоборот, в этом случае трясется, словно воз на ухабистой дороге. Я воспринял эту задачу как нечто великое, священное и, естественно, увлекательное. Мне казалось, что моё сознание сочетает в себе человеческий и ослиный разум. Я чувствовал, как что-то теплое и жидкое уже просачивается сквозь ватник мне на спину, и на мою шею со лба женщины капает пот, а мы находились на расстоянии более десяти ли от главного уездного города. По обеим сторонам дороги трава достигала колен. Из нее даже выпрыгнул заяц прямо мне под ноги.

Так вот, когда мы наконец-то добрались до города, то сразу же направились к народной больнице. В те годы медицинский персонал хорошо выполнял свои обязанности.

Хозяин остановился в воротах и закричал: «Выйдите кто-нибудь! Спасите человека!».

Попутно заревел и я.

Сразу же из дома выбежало несколько мужчин и женщин в белых халатах, чтобы забрать женщину, и не успели они опустить её на землю, как я услышал крик ребенка, выскользнувшего между ног женщины.

По дороге домой хозяин был не в духе. Он то и дело глядел на свой перепачканный ватник и постоянно что-то ворчал. Я знал, что он очень суеверный мужчина и считал, что выделения роженицы не только грязные, но и приносят несчастье.

Поэтому, как только мы добрались до того места, где встретили женщину, он, нахмурив брови и насупившись, сказал: «Чернявчик, что же это всё означает? Была новая ватная куртка, а теперь – барахло! Что же я скажу жене, когда вернусь домой?»

«И-а, и-а!» – радовался я тому, что хозяин оказался в тупике.

«Ты что, смеешься?» – и хозяин, осторожно развязав веревку на мне, тремя пальцами снял ватник с моей спины. На ней... нет, не буду об этом рассказывать.

Отклонив в сторону голову и затаив дыхание, он взял пальцами промокшую, а потому и тяжелую ватную куртку, похожую на сдохшего пса, и изо всех сил швырнул ее прочь. Она, будто гигантская странная птица, полетела в траву на обочине.

Веревка была в кровавых пятнах, но она хозяину была нужна, чтобы привязать мешки соли, поэтому он её не выкинул, а бросил на землю и стал топтать до тех пор, пока веревка не приобрела грязный глинистый оттенок. Теперь из верхней одежды на нём оставалась только рубашка без нескольких пуговиц, и поэтому, с красной от холода грудью и синим пятном на щеке, хозяин походил на судей властелина Ада Янь-вана. Он набрал с дороги несколько горстей земли, насыпал мне на спину, растёр, а потом смёл пучком придорожной травы.

«Чернявчик, мы с тобой сделали доброе дело, не правда ли?» – спросил Лань Лянь.

«И-о, и-о!» – ответил я.

Привязав мешки соли к моей спине, хозяин покосился на велосипед у дороги и сказал: «Чернявчик, конечно же, этот велосипед должен был бы принадлежать нам как оплата за ватник и потраченное время. Но если мы позаримся на чужое имущество, то не потеряет ли свою важность предыдущий добродетельный поступок?»

«И-о, и-о!».

«Ладно, тогда доведем доброе дело до конца – так, как провожают гостя до самого дома».

Поэтому хозяин сам покатил велосипед и погнал меня, хотя в том особой нужды не было, назад, в уездный город, к воротам больницы. Там он остановился и громко крикнул: «Эй, мама, вы меня слышите? Оставляю ваш велосипед у ворот!»

«И-о, и-о!».