Завершив речь, он медленно и замысловато поклонился. Николя вернул на прежнее место курок и спрятал пистолет за полями треуголки.

— Мне очень жаль, сударь, что я не сразу разглядел вас. Меня зовут Николя Ле Флок, комиссар полиции Шатле. Опыт научил меня всегда быть начеку, готовым к нападению врагов.

— Жюстен Белом, к вашим услугам. Да, сударь, именно так меня и зовут, — произнес он с улыбкой, растянувшей его рот в ужасающую гримасу. — Я архивариус Компании. Если вас допустили сюда, значит, у вас есть на это право, а следовательно, я к вашим услугам.

— Увы, я ищу иголку в стоге сена! Некоего пассажира, вернувшегося из Ост-Индии два, а может и фи, года назад… Все очень приблизительно.

Вскарабкавшись на один из шкафов без единой дверцы, Белом, раскачивая ногой для равновесия, перебрался на высоченную кипу документов и, выдернув три связки бумаг из столь же высокой соседней кипы, соскользнул вниз и опустился прямо перед Николя.

— Что ж, посмотрим, — проговорил он, — Тулон 1772, 1773 и 1774. — Но вы должны заранее знать, что здесь есть только списки кораблей, вошедших в порт, и сведения о кораблекрушениях и захватах кораблей пиратами.

Комиссар немного подумал.

— Получив списки кораблей, что я могу в них найти?

— Если у вас есть разрешение и средства, вы можете получить списки пассажиров всех кораблей. Но для этого вам придется отправиться в Лорьян или Порт-Луи.

— Сколько времени потребуется для проверки списков?

— Часы и часы… тут все вперемежку — и Африка, и Америка. Я могу этим заняться; обязанности мои необременительны и не слишком интересны.

— Сударь, мне совестно нагружать вас дополнительной работой. Если у вас есть нужда, если я могу быть чем-нибудь вам полезен…

— Ничем, сударь. Приходите завтра утром, думаю, я уже закончу.

И, вооружившись линейкой, любезный архивариус погрузился в учетные книги, а Николя вернулся к Лаборду. Утомившись от чтения, бывший служитель королевской опочивальни с радостью встретил Николя, и тот немедленно рассказал ему о результатах своего похода. Узнав, что Николя надобно ехать в Версаль, в Морское министерство, Лаборд предложил отвезти его туда. Похоже, он был рад возможности провести время с другом. Николя согласился, и они поехали. Дорожный разговор постепенно перешел в череду признаний. Один говорил об Эме д’Арране, другой — о своей любви к юной супруге. Из-за разницы в возрасте и опыте, а возможно, и по каким-то неведомым причинам, супруга Лаборда постоянно недомогала. Ее нервическая меланхолия не поддавалась никакому лечению, и Лаборд стал подумывать, не определить ли ее на какую-нибудь должность при доме королевы или одной из принцесс, дабы светские развлечения постепенно рассеяли ее затянувшееся уныние. Затем, попросив Николя извинить его за то, что он терзает его своими заботами, Лаборд поинтересовался, как дела у Луи.

Узнав, что мальчик стал пажом Малой конюшни, он посоветовал другу не терять сына из виду. В этом заведении молодых людей готовили к придворной карьере, однако царившие там нравы не могли считаться образцовыми. Пажей обучали изящным манерам, но в самом заведении царил крайне дурной тон. Никто не отвечал ни за благопристойное поведение, ни за нравственность молодых людей. Предоставленные самим себе, дворянские недоросли нередко брали пример со старших, именно с тех, кто мог продемонстрировать молодежи только дурные мысли и нравы.

Экипаж пересек мост через Сену; разговор перешел на недавние события.

— Вы знаете наших французов, — начал Лаборд. — Рантье и состоятельные буржуа напуганы, но, как всегда, волнения улеглись, и они вновь готовы обманывать правительство и оправдывать мятежников. Полагают, господин Тюрго поступил неправильно, выделив в отдельную статью расходы по содержанию стянутых к Парижу войск; говорят, они обойдутся то ли в тридцать, то ли в сорок миллионов.